— Что нам теперь делать? — спросила Мерит, когда Пиай вернулся.

Он пожал плечами:

— Окна слишком узкие, через них и ребенок не пролез бы. Есть еще отверстие для воздуха. Мы можем подождать рассвета, а потом звать на помощь. Лежанка храмового стражника здесь еще стоит.

— Хотела бы я добраться до негодяя, который нам это устроил.

Она подошла к нему и коснулась его рукой:

— Это не так плохо или?..

Когда Мерит встала перед ним, все заботы отлетели от Пиайя, и он ощутил, как волшебный поток желания устремляется из этой узкой руки в его тело. Он давно не спал с женщиной, кровь в нем заиграла.

Он бурно обнял и поцеловал ее, и Мерит ответила на поцелуй, прижалась к нему и тихонько хихикнула:

— Что подумает Сет?

— Это только металл, — сказал Пиай. — Раскрашенная фигура из бронзы не думает.

Он высоко поднял принцессу, отнес ее в маленькое помещение сбоку от алтаря и положил на постель.

— Теперь мы мужчина и женщина…

Пиай крепко ее поцеловал.

— Да, принцесса и архитектор остались снаружи.

— А что делают мужчина и женщина в таком положении? — спросила Мерит, когда смогла отдышаться.

Пиай снял с нее платье и отложил в сторону свой передник. Мерит сняла венец с уреем и парик и засунула их под кровать.

— Они делают то, что всегда. — Он поцеловал ее грудь и погладил живот.

— Я хочу тебя видеть, — потребовала Мерит.

Пиай на ощупь достал одну из масляных ламп, зажег и поставил в углу.

Мерит оглядела обнаженного мужчину:

— Ты прекраснее, чем бог за этой комнатой, и почти такой же высокий, как мой отец.

Пиай склонился над ней и покрыл прекрасное девичье тело поцелуями. Он нежно прикусил ее соски, долго медлил у гладкого живота. Тело Мерит извивалось, подобно змею Апопу. Она прижала к себе его голову, ища губы любимого, и Пиай почувствовал, что она готова. Осторожно и нежно он проник в нее, и она подалась ему навстречу, прижалась и, даже не заметив, потеряла девственность. Она была очарована этим мужчиной, которого всегда хотела, хотела даже в снах, и который наконец лежал с ней, как мужчина с женщиной.

Ненасытно и неутомимо они повторяли прекрасную игру, в то время как старая дряхлая лежанка качалась под ними, и стонала, и ахала, но все же выдержала.

К утру Пиай впал в беспокойный сон. Голова Мерит лежала на его груди, она задремала до него…

Принцесса проснулась первой, захотела аккуратно высвободить ногу и… разбудила Пиайя.

Факел и масляные лампы давно отгорели, и сквозь открытую дверь из помещения храма проникал скудный рассвет.

Любовники огляделись.

— Если я позову на помощь и дверь откроют, должны мы вместе…

— Нет, — сказала Мерит. — Нет. Это было бы опасным для нас. Давай, любимый, используем время, которое у нас еще есть. Ты сделал меня женщиной, а женщине нужен мужчина, ее мужчина.

Они еще раз любили друг друга, ласково и нежно, без торопливости и необузданности, и теперь старая лежанка, выдержавшая такую бурную ночь, сдалась. Прозвучал как будто вздох — она сломалась, и оба любовника оказались сидящими на полу. Они огляделись и начали одновременно смеяться, громко и беззаботно, как дети, которым удалась шалость.

Потом Пиай забеспокоился, подошел к двери, налег на нее — и она поддалась. Он приоткрыл дверь и выглянул наружу. Птицы уже пели раннюю утреннюю песню, но Ра еще не появился из-за горизонта. Пиай медленно закрыл дверь и обратился к Мерит, которая как раз появилась в помещении храма.

— Теперь дверь снова открыта. Это не была случайность или ошибка, нас заперли намеренно. Но кто это мог быть, и что стоит за этим?

— Я рада, что так случилось. Если бы нас не заперли, не было бы этой ночи…

— Это верно, — Пиай нежно посмотрел на нее. — Но это все же странно.

Мерит потянулась и зевнула:

— Я сейчас приму ванну, а затем нагоню то, что недоспала.

— Ты прекрасна, моя любимая. Я же должен после такой ночи забраться на леса и работать над лицом твоего отца, да будет он жив, здрав и могуч. А у меня закрываются глаза.

— Отложи работу на день, я разрешаю тебе это от имени фараона.

— Ага, кажется, мы опять на своих старых ролях. Ты снова принцесса, а я архитектор царя.

— Конечно! Так и должно быть, — ответила Мерит несколько высокомерно. — Или ты хочешь изменить положение вещей в мире? Должны ли мы отправиться в тростниковую хижину и остаться навсегда мужем и женой? Что было бы с тобой без твоей работы и что было бы со мной без дворца и слуг? Оставим все как есть.

Она стояла до боли прекрасная, с чуть расплывшейся краской у глаз, высокая, красивая, царственная, и Пиай не мог поверить, что обладал этой гордой девушкой.

Мерит поправила парик, венец с уреем, пригладила платье и сказала:

— Сначала выйду я. Открой дверь и посмотри, все ли спокойно.

Пиай с трудом открыл дверь. Маленькая площадка была пустой, только тихий утренний ветер веял в кронах старых акаций. Мерит бегло поцеловала его в щеку и вышла, с высоко поднятой головой, гордая и беззаботная дочь Солнца, которая возвращалась в предназначенный для нее круг жизни.

Прежде чем закрыть дверь маленького храма, Пиай бросил взгляд на бога Сета. Яркий дневной свет отнял у культовой фигуры ее демоническое очарование. Звериная голова с длинной узкой мордочкой приняла глупое, бестолковое выражение, а гиппопотам и крокодил по обе стороны от идола выглядели теперь жалкими, потому что были слишком маленькими и не слишком искусно сделанными.

Пиай старательно запер дверь и отправился назад. Он чувствовал приятное опустошение после удивительной любовной игры, и сейчас, когда Мерит снова вернулась в свои сферы, его опять одолело ощущение невероятности, как будто милостивая Баст подарила ему во сне любовную ночь с принцессой. А вместе с тем в душе Пиайя родился ужас от сознания содеянного: он смертельно оскорбил Благого Бога, он совершил один из самых страшных грехов. Священная кровь отпрысков Амона-Ра осквернена его прикосновением, его семенем. Чрезвычайно редкие случаи подобных преступлений наказывались двойной смертью: уничтожением тела на эшафоте. В этом случае ка становилось бесприютным, и терялась всякая надежда на прекрасную жизнь в другом мире. Пиайя бросило в жар и холод одновременно, когда он подумал об этом, но тут же явилось противодействие страху: он мысленно представил гордую прекрасную Мерит, и грех показался ему небольшим, а опасность — незначительной.

Рана от стрелы у Меру заживала долго, но эта цена казалась ему ничтожной по сравнению с безопасностью, которой он наслаждался здесь, в храме Себека.