К горькой правде, как выяснилось, я оказалась не готова. Всего-то ударилась головой и потеряла память о последних месяцах, и та скоро восстановится. Мне, правда, казалось, что ушибы головы давно уже лечатся без таких последствий, но теория и практика, как говорится, вещи разные.

Отпустить обещали завтра, и мама хотела забрать меня домой, но я отказалась уезжать из столицы – вроде чувствовала я себя неплохо. Договорились, что я пару дней поживу в гостинице с родителями, а потом, если всё нормально, вернусь в общежитие – скоро уже должны были начаться занятия.

Мне вдруг ни с того ни с сего резко захотелось остаться одной, и я чуть не накричала на целителя и маму, – да что со мной такое? Видать, и правда головой где-то приложилась. Воспитания мне всё же хватило на то, чтобы пробормотать "простите-я-хочу-остаться-одна-пожалуйста", и меня удивительно быстро оставили в одиночестве.

Дышать как-то сразу стало легче. И, кстати, голове было как-то непривычно легко – внутренне холодея завела руку за голову… ни-че-го. Косы не было. Моей замечательной, толстой, красивой косы. А я даже не помню – как… И со мной случилась первая истерика. Увы, но далеко не последняя. Моё настроение вообще как-то штормило: я то любила весь мир, то дико всех ненавидела, то мне было всё-всё интересно, то не хотелось ничего. Я сдерживалась, как могла… но получалось как-то плохо.

Вымотанная истерикой я заснула, и мне приснился пугающе реалистичный странный сон: я была лесом. Волшебным, непостижимым и всемогущим. Но вдруг пришёл высокий стройный мужчина, с бледной кожей и невероятными серебряными глазами, такие глаза никак не могли принадлежать человеку – слишком хищные, слишком завораживающие, он позвал меня и стал говорить мне, что я – девушка, а не лес. “Такой красивый и такой глупый”, – думала я-лес, и гладила его по щеке, а он улыбался, но как-то грустно.

Вечером мне принесли корзину цветов. Огромную корзину снежно-белых роз. “Выздоравливай. Твой Август Мэррой” – говорила приложенная карточка, и меня почему-то передёрнуло. Об Августе Мэррое я слышала, кто ж о нём не слышал? Но откуда он слышал обо мне?

И это была далеко не единственная загадка.

Меня выписали на следующий день, крайне неохотно, взяв обещание обязательно прийти, когда вернётся память, я даже начала волноваться – может, они не верят, что память восстановится? Я так и не знала при каких обстоятельствах пострадала моя голова. Последнее, что я помнила, – это направление на практику в проклятый лес. Оно вызывало у меня смешанные чувства: с одной стороны, лес – ожившая сказка, хоть и немного страшная, и мне очень хотелось там побывать, с другой – контингент в патрулирующем отряде тот ещё… Теперь же вдруг оказалось, что практику я прошла, но совершенно не помню как. А может, – мелькнула мысль, – это всё как раз последствия леса?

Когда мы приехали к гостинице, меня ждал ещё один сюрприз – на такую шикарную гостиницу у моей семьи денег не было, уже очень и очень давно.

– Мама, мы что, клад нашли? – попробовала пошутить я, застывая перед входом. Я вдруг почувствовала себя крайне неловко рядом с этой роскошью, всё же скромный образ жизни был мне куда привычнее.

– Её твой друг оплатил, – ответила мама и тут же, ойкнув, прикрыла рот ладошкой.

– Мэррой? – безразлично спросила я, хотя мысль эта мне почему-то не нравилась.

– Нет… Ой! – сказала мама и поспешила перевести разговор на другую тему.

Я рассеянно слушала и размышляла – ну надо же, сколько богатых друзей на меня свалилось. Вспомнить бы хоть одного.

– Кстати, нам вернули дворянство, – мимоходом сказала мама, открывая дверь в номер.

А я почему-то опять разрыдалась, хотя на самом деле была очень даже рада. Когда смогла успокоиться, стала спрашивать у мамы и папы что да как, но они, видимо, напуганные моей истерикой, обещали всё рассказать потом, через месяц. Сказали лишь, что узнали только сегодня.

Ночью мне опять приснился странный сон. Я снова была лесом, но совсем немножко, больше всё же уже собой. Возможно, потому что находилась не в лесу. Я шла каким-то длинным тёмным коридором – там, в моём сне, тоже была ночь, а вокруг были…люди. Странные люди. Я не сразу поняла, что не так с людьми в комнатах вокруг, но потом, вдруг, как озарене – они были сумасшедшими. Почти как я. Ага. Тоже в разладе с самими собой. Я прошла через одну из дверей и вздрогнула – на меня в упор посмотрели серебряные глаза из моего предыдущего сна.

– Ая? – позвал меня этот странный не-человек.

Но я затаилась, и он вернулся к прерванному моим появлением – и как только почувствовал? – разговору.

– Через двадцать минут, – сказал он своему собеседнику.

Его собеседник определённо был человеком… и был мне совершенно неинтересен, а вот третий, присутствующий в комнате… вернее, третья. Девушка, которую почти забрал лес… Ей было больно, очень больно жить в таком “разорванном” состоянии – её душа уже была в лесу, возвращаясь лишь изредка в тело, которое не отпустили.

Сначала я собиралась помочь девушке уйти в лес… но потом решила помочь этому странному существу с серебряными глазами, откуда-то пришло название – элронец. Вот, значит, они какие. Элронец был важен. Я не могла объяснить почему, но ощущала, что мне приятно будет ему помочь.

И когда душа девушки-зверя появилась поблизости, и элронец щедро напоил её тело своей кровью, я видела – этого недостаточно. Слишком много времени прошло, слишком срослась её душа с лесом…проще и гуманнее было бы отпустить девушку в лес. Ведь там так хорошо… но элронец был настроен забрать девушку и вернуть к человеческой жизни, и мы с лесом решили ему это позволить. Я провела прозрачной рукой по сросшимся связям, отделяя душу девушки от леса… и душа тут же нырнула обратно в тело. Эффект был заметен сразу – девушка, распятая на полу стала приобретать человеческий облик… скучный человеческий облик. Я перевела взгляд на элронца и, оказавшись рядом, погладила по щеке.

– Ая, – строго сказал он. – Марш в своё тело!

Я послушалась, но не сразу. Сначала ещё раз его погладила. По щеке. И по груди. И поцеловала. А что? Мало ли что кому снится?

Утром пришёл лорд Мэррой, с большим букетом и огромной коробкой дорогущих конфет – одна коробка, как две мои стипендии. Мне сидеть было неловко в присутствии этих конфет, не то что есть их. Разумеется, я не стала делиться подобными переживаниями с лордом, я даже улыбнуться ему попыталась, хотя сегодня с самого утра меня всё жутко раздражало. И, увы, лорд исключением не стал. Я честно ему заявила, что ничегошеньки не помню, он принял печальный вид, но нисколько не смутился и не растерялся.

– У нас друг к другу были сильные чувства, – проникновенно сказал лорд Мэррой, пытаясь взять меня за руку. – И мои стали только сильнее.

Рука от лорда всячески убегала – то теребила завязочки на платье, то поправляла причёску, а потом и вовсе трусливо спряталась за спиной.

– Мы даже дату свадьбы уже назначили… – печально сообщил лорд.