class="p1">«Глупеньким английским ребенком» на деле оказалась молоденькая, не старше пятнадцати, девушка с темными блестящими локонами и щеками, настолько раскрасневшимися от смущения, что они напомнили мне полыхающие маки. Именно по щекам я и узнала ее: это была та самая девушка, которую я заметила в дворцовом парке как раз перед столь расстроившим меня появлением Александра Рэндолла.

— Мадам Фрэзер — тоже англичанка, — объясняла Луиза девушке. — Скоро она заставит вас чувствовать себя здесь как дома. Бедняжка так стесняется, — заметила она мне, не переводя духа. — Побеседуйте с ней, уговорите спеть вместе с нами. Уверена, у нее восхитительный голосок. Ну-с, дети мои, веселитесь!

И через секунду она оказалась уже в другом конце зала, где принялась громко выражать восторг по поводу платья только что прибывшей гостьи; остановилась приласкать перекормленного юношу, сидевшего за клавесином, и, рассеянно наматывая его кудряшки на палец, вступила в беседу с герцогом де Кастеллоти.

— Наблюдать за ней — занятие довольно утомительное, вы согласны? — улыбнувшись, обратилась я к девушке по-английски.

В ответ на ее лице возникла робкая улыбка, и она коротко кивнула, но не произнесла ни слова. Да, бедняжка совершенно растерялась, подумала я. И ничего удивительного — от этих приемов в доме Луизы у меня тоже всегда раскалывалась голова. А эта девочка-мак, она, должно быть, прямо со школьной скамьи…

— Я — Клэр Фрэзер. Однако Луиза забыла назвать ваше имя.

Я сделала выжидательную паузу, но она снова не ответила, лишь еще больше покраснела и плотно поджала губы. Увидев это, я слегка встревожилась, но тут девочка наконец проявила желание заговорить. Она набрала воздуху в грудь и решительно вздернула подбородок с таким видом, словно ей предстояло взойти на эшафот.

— М-м-меня зовут… М-м-м… — начала она, и я тут же догадалась, в чем причина ее молчания и болезненной застенчивости.

Прикрыв глаза, она яростно кусала губы, затем предприняла вторую отчаянную попытку.

— М-м-мэри Хоукинс, — выдавила она. — И п-п-петь я не умею, — решительно добавила она.

Если до этого я глядела на нее с интересом, то теперь была совершенно заворожена. Так, значит, это и есть племянница Сайласа Хоукинса и дочь баронета, невеста виконта Мариньи! Нет, этот брак не для нее, это уж слишком! Я огляделась по сторонам, ища глазами виконта, и, к своему облегчению, убедилась, что его среди гостей нет.

— Ничего страшного, — сказала я и заслонила ее собой от толпы гостей, заполнивших зал. — Не хочется говорить — и не надо. Хотя, пожалуй, попробовать спеть что-нибудь было бы нелишне.

Тут меня осенила идея.

— Я знала одного врача, он как раз специализировался на заикании. Так вот, он уверял, что при пении заикание исчезает.

Глаза Мэри Хоукинс удивленно расширились. В этот миг я заметила поблизости альков, где за шторой виднелась уютная скамья.

— Сюда. — Я взяла ее за руку. — Можно отсидеться здесь, тут не надо будет говорить с людьми. Если захочется спеть, можете выйти и присоединиться, когда мы начнем. А нет — так сидите себе спокойно до самого конца приема.

Она молча смотрела на меня, потом лицо ее озарила благодарная улыбка, и она нырнула в альков.

Я немного подежурила рядом, болтая с гостями и не давая любопытным слугам беспокоить Мэри в ее убежище.

— Вы так чудесно выглядите сегодня, ma chere!

Это была мадам де Рамаж, одна из фрейлин королевы, важная и очень достойная дама средних лет, она пару раз приходила к нам на ужин. Она тепло обняла меня и осмотрелась — нет ли кого поблизости.

— Надеялась встретить вас здесь, дорогая, — сказала она, приблизившись почти вплотную и понизив голос. — Хотела бы дать вам один совет. Остерегайтесь графа Сен-Жермена!

Проследив за ее взглядом, я увидела, что в зал входит тот самый мужчина с худощавым лицом, которого я видела в доках Гавра. Он вел под руку спутницу — молодую, элегантно одетую даму. Очевидно, он меня не заметил, и я поспешно отвела глаза.

— Что… разве он… то есть… — пробормотала я, чувствуя, что краснею.

— Да, люди слышали, что он о вас говорил, — ответила мадам де Рамаж, помогая мне преодолеть замешательство. — Я так поняла, что между вами в Гавре произошла какая-то размолвка?

— Да, что-то в этом роде, — ответила я. — Причина сводилась лишь к тому, что я обнаружила на его корабле человека, заболевшего оспой. Правда, после этого корабль пришлось уничтожить… Ну и он был… не слишком доволен этим, — робко закончила я.

— Ах, так вот оно что…

Похоже, мадам де Рамаж удовлетворил мой ответ. Я полагала, что мое объяснение даст ей теперь преимущество во время светской болтовни и сплетен, из которых, собственно, и состояла светская жизнь в Париже.

— А он тут уверял разных людей, что вы — ведьма! — заметила она с улыбкой и помахала рукой какому-то знакомому. — Прелестная история! Никто, разумеется, ему не поверил, — утешила она меня. — Каждый знает: если какой-нибудь скандал связан с именем Сен-Жермена, он сам тому виной!

— Вот как?

Я не совсем поняла, что она имеет в виду, но в этот момент в толпу, громко хлопая в ладоши, ворвался герр Герстман.

— Сюда, сюда, месье, мадам! Все в сборе, мы начинаем.

Хор торопливо выстроился возле клавесина, а я обернулась к алькову, где пряталась Мэри Хоукинс. Мне показалось, что занавеска дрогнула. А когда заиграла музыка и зал наполнился стройным пением, то из алькова донесся чистый голос, высокое сопрано, — впрочем, это мне тоже могло показаться.

— Очень мило, англичаночка, — сказал Джейми, когда я, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, присоединилась к нему после концерта.

Он усмехнулся и покровительственно похлопал меня по плечу.

— Откуда тебе знать? — сказала я, беря с подноса у проходившего мимо лакея бокал вина. — Ты же совсем не разбираешься в пении.

— Во всяком случае, оно было достаточно громким, — невозмутимо ответил он. — Было слышно каждое слово.

Тут я заметила, как он весь напрягся, и обернулась посмотреть, кого же он там увидел.

Только что вошедшая дама была хрупка и мала ростом, она едва доставала Джейми до нижнего ребра. Ручки и ножки — словно кукольные, тонкие, как на китайских рисунках, бровки над глубокими иссиня-черными глазами, напоминавшими ягоды можжевельника. И шаг у нее был легкий и немного подпрыгивающий, словно она не шла, а танцевала.

— Аннализа де Марильяк, — любуясь ею, сказала я. — Прелестное создание!

— О да!

Что-то в его голосе заставило меня поднять глаза. Мочки ушей у него порозовели.

— Именно над ней ты одержал свою первую романтическую победу во Франции? — язвительно спросила я.

К моему удивлению, он рассмеялся. Услышав смех, дама обернулась, и при виде Джейми на лице ее засияла