Альберто отошел от решетки, подошел к двери, ведущей в караульное помещение, и посмотрел в щель. Лейтенант Гамбоа наклонился к лейтенанту Ферреро и что-то вполголоса ему говорит. Солдаты протирают глаза, потягиваются, берут свои винтовки и готовятся к выходу из караульной. Из двери видны часть внутреннего двора и клумба вокруг памятника герою, выложенная по краям белыми камешками. Где-то там стоят солдаты, которые заступят на дежурство вместе с Ферреро. Гамбоа выходит из караульной, не заглянув в карцер. Альберто слышит, как один за другим раздаются свистки, и понимает, что во дворе каждого курса кадеты строятся на утреннюю линейку. Сержант все еще лежит на раскладушке, он закрыл глаза, но уже не храпит. Когда Донесся топот взводов, идущих в столовую, он тихо засвистел в такт шагам. Альберто смотрит на часы. «Наверное, Гамбоа уже говорит с Пираньей, Тересита, рассказал ему все, и оба говорят с майором, а теперь зашли к начальнику казармы и идут вместе к полковнику. Тересита, они говорят обо мне, пригласят фоторепортеров, и меня щелкнут, а как только выйду на улицу, меня линчуют, и мама сойдет с ума, и я не смогу больше гулять по Мирафлоресу, все будут тыкать в меня пальцем, и мне придется уехать за границу и изменить фамилию, Тересита». Через несколько минут вновь послышались свистки. До караульной доносится слабый гул – кадеты выходят из столовой и направляются к плацу. Когда они идут к аудиториям, раздается грохот – будущие военные четко печатают шаг. «Они, наверное, уже заметили, Тересита, говорят: „Писателя нету". Арроспиде – тот уже подал на меня рапорт, а когда узнают, бросят жребий, кому меня бить; отец скажет: „Ты втоптал в грязь наше имя, из-за тебя мы попали в газету, в полицейскую хронику; твой дед и прадед умерли бы с горя, наша семья всегда и во всем была первой, а ты погряз в разврате"; мы убежим в Нью-Йорк, Тересита, и больше никогда не вернемся в Перу; сейчас уже начался урок, и, наверное, они обыскивают мой портфель». Альберто видит – к карцеру приближается Ферреро – и отступает на шаг. Железная дверь тихо открывается.

– Кадет Фернандес. – Лейтенант Ферреро очень молод, он командует ротой на третьем курсе.

– Да, сеньор лейтенант.

– Ступайте в канцелярию вашего курса, к капитану Гарридо.

Альберто надел гимнастерку и кепи. Было ясное утро, ветер доносил запах соли и рыбы. Альберто не слышал ночью дождя, а между тем земля во дворе была сырая. Печально, точно дерево, высилась статуя героя, покрытая росой. Ему никто не встретился ни на плацу, ни во дворе пятого курса. Дверь канцелярии была открыта. Он поправил ремень и провел рукой по глазам. Лейтенант Гамбоа стоял, капитан Гарридо сидел на краю стола, оба смотрели на него. Капитан знаком велел ему войти. Альберто сделал несколько шагов и стал навытяжку. Капитан очень внимательно оглядел его с ног до головы. Желваки на квадратных челюстях были неподвижны. Из полуоткрытых губ торчали белые как снег зубы. Капитан слегка повернул голову.

– Итак, – сказал он, – объясните нам, кадет, что означает вся эта история?

Альберто вдохнул, раскрыл рот, и вдруг его тело обмякло, будто нахлынувший воздух размягчил ему все внутренности. Что сказать? Капитан Гарридо опирался руками о стол, его пальцы нетерпеливо царапали какие-то бумаги. Он смотрел прямо в глаза Альберто. Гамбоа стоял сбоку, и Альберто его не видел. Щеки горели – должно быть, он покраснел.

– Что же вы молчите? – сказал капитан. – У вас что, язык отнялся?

Альберто опустил голову. Он почувствовал, что страшно устал и ни в чем не уверен, вялые и обманчивые слова подступали к губам и тут же предательски отступали, таяли как дым. Он что-то залепетал, но его прервал Гамбоа.

– Ну, ну, кадет, – услышал он. – Возьмите себя в руки, успокойтесь. Капитан ждет. Повторите то, что вы сказали мне в субботу. Говорите, не бойтесь.

– Хорошо, сеньор капитан, – сказал Альберто. Он набрал воздуху и выговорил: – Кадета Арану убили за то, что он донес на членов Кружка.

– Вы это видели собственными глазами? – воскликнул, сразу вскипев, капитан Гарридо.

Альберто поднял глаза: на оливковых щеках капитана перекатывались желваки.

– Нет, сеньор капитан, – сказал он. – Но…

– Что «но»? – вскричал капитан. – Как вы смеете делать подобные заявления без прямых доказательств? Вы знаете, что значит обвинять человека в убийстве? Зачем вы придумали всю эту историю?

На лбу капитана Гарридо выступил пот, глаза сверкали. Руки тяжело опирались о письменный стол. К Альберто вдруг разом вернулась уверенность: ему показалось, что тело его ожило и вновь стало упругим. Не мигая, он выдержал взгляд капитана, и тот отвел глаза.

– Я ничего не выдумал, сеньор капитан, – сказал он, и ему самому его голос показался уверенным. Он повторил: – Ничего не выдумал. Члены Кружка хотели узнать, кто донес на Каву. Ягуар решил во что бы то ни стало отомстить, он ненавидит доносчиков. Кадета Арану никто не любил, все обращались с ним как с холуем. Я уверен, что Ягуар убил его, сеньор капитан. Если бы я не был уверен, я бы так не говорил.

– Одну минуту, Фернандес, – сказал Гамбоа. – Расскажите все по порядку. Подойдите поближе. Сядьте, если хотите.

– Нет, – резко возразил капитан, и Гамбоа повернулся к нему. Но капитан Гарридо смотрел на Альберто. – Стойте на месте. Продолжайте.

Альберто откашлялся и вытер лоб платком. Он начал говорить угасшим голосом, нервничая, запинаясь. Он рассказывал о Кружке и о Холуе, незаметно касаясь при этом остальных кадетов, – как они ухитрялись вносить в училище сигареты, спиртное, как воровали и продавали билеты, собирались у Паулино, «перемахивали», играли в покер в душевой, мстили друг другу, бились об заклад, и постепенно вся тайная жизнь взвода представала перед капитаном, точно в кошмарном сне, он все больше бледнел, а голос Альберто становился спокойней, тверже, и временами в нем звучал вызов.

– Какое все это имеет отношение к вашему доносу? – еще раз прервал его капитан.

– Я просто хочу, чтобы вы мне поверили, сеньор капитан, – сказал Альберто. – Офицеры не знают, что творится в бараках. Это совсем другой мир. Я рассказываю об этом, чтобы вы поверили насчет Холуя.

Когда Альберто закончил, капитан Гарридо молчал несколько секунд, как будто пристально разглядывая предметы, находившиеся на столе. Руки его теребили пуговицы рубашки.

– Хорошо, – сказал он вдруг. – Вы хотите сказать, что весь взвод надо отчислить из училища. Одних за воровство, других за пьянство, третьих за разврат. Все в чем-то провинились. Прекрасно. Ну а вы чем занимались?

– Мы все занимались всем, – сказал Альберто. – Кроме Араны. Поэтому никто с ним не водился. – Голос его дрогнул. – Поверьте мне, сеньор капитан. Кружок искал доносчика. Они хотели во что бы то ни стало его найти. Они решили отомстить, сеньор капитан.

– Стойте, – нервно сказал капитан. – Все это сущая чепуха. Что за чушь вы несете? Никто не доносил на кадета Каву.

– Это не чушь, сеньор капитан, – сказал Альберто. – Спросите лейтенанта Уарину, и он вам скажет, донес Холуй на Каву или нет. Он один видел, как Кава вышел из барака, чтобы украсть билеты. Он в это время дежурил. Спросите лейтенанта Уарину.