— Плевать мне на отлучение, их немало на моём счету, всем это известно. А что касается власти, то я тоже Капетинг и моё место у трона!

— Да, в твоих жилах течёт кровь царствующей династии, но это не даёт тебе права устраивать мятежи в королевстве, восставая против избранного Богом правителя. Таких, как ты, надо держать на цепи. Мой муж сделал большую ошибку, женив тебя на дочери бретонского герцога. Он упрятал бы тебя в тюрьму, узнав, что ты с оружием в руках готов выступить против законной власти.

— Правда твоя, я собираюсь это сделать, — осклабился Моклерк, — но выступаю я не против Людовика, которого всё же признаю монархом, а против тебя.

Бланка тяжело вздохнула: она знала всё, что он скажет дальше.

— Ты будешь разбит, герцог, если не покоришься.

— Я не один, со мной союзники.

— Английский король, которому ты лижешь зад за его деньги?

— Ты забыла ещё Филиппа Строптивого и Фернана из Лувра.

Бланка вздрогнула: неужели они перетянули фламандца на свою сторону?.. Торговля — вот камень преткновения на её пути. Экономика может оказаться ступенью выше вассальной преданности.

— Отчего это ты задрожала? — снова криво усмехнулся Моклерк. — Не ожидала потерять такого союзника?

— У короля достаточно войск, чтобы привести к повиновению любого вассала, нарушившего клятву верности.

— Откуда он узнает, нападу ли я на Париж? Клянусь преисподней, он не успеет приготовиться к отражению атаки на стены твоего свёкра Филиппа.

— И ты говоришь мне об этом открыто, не боясь? Вернувшись, я дам указания подготовить город к обороне.

— Так ты собираешься вернуться? — Хмыкнув, герцог переглянулся со своими спутниками, и те закатились хохотом. — Полагаешь, я пришёл сюда для того, чтобы мило побеседовать с тобой о недавно выпавшем дожде, а потом отпустить восвояси? Ты ошиблась и не вернёшься в Париж, кастильянка!

— Ты посмеешь задержать меня? Королеву Франции?

— А кто мне помешает? Видишь моих солдат? Они пришли со мной, чтобы под конвоем проводить тебя в замок, где ты проведёшь в заточении много дней, пока король не поймёт, что ради освобождения своей матери ему придётся пойти на уступки влиятельным людям королевства.

Бланка огляделась вокруг. Со всех сторон её маленький отряд был окружён.

Моклерк с усмешкой наблюдал за ней.

— И каковы же эти уступки? — не теряя присутствия духа, спросила Бланка.

— А зачем тебе знать? Впрочем, если тебе так хочется… ты ведь всё равно не сможешь никому ничего передать. Так вот, мы, ближайшие родственники короля, желаем быть членами Королевского совета, о чём я уже говорил, и быть опекунами юного монарха до его совершеннолетия. Главная роль отводится дяде короля, Филиппу Юрпелю, своим первым министром он назначит меня.

— Именно так я и представляла себе требования рвущихся к престолу, зарвавшихся членов королевской семьи, именующих себя Капетингами. Но что же будет со мной? Какая участь ожидает мать короля?

— Ты вернёшься к себе на родину, и все забудут о кастильянке, словно её никогда и не было. А высунешь оттуда нос — тебе его мигом укоротят. Как видишь, мы довольно милостиво собираемся обойтись с тобой. Если же ты не захочешь признать нашу власть и добровольно уйти с арены…

— Что тогда?

— Ты будешь заживо погребена в одном из подземелий этого замка. Впрочем, в целях безопасности тебя перевезут в другое место; туда не достанет рука твоего сына.

— Я всегда знала, что ты мерзавец, Моклерк, и подозревала тебя в сношениях с английским королём. Теперь подозрения перешли в уверенность. Ты можешь пытать меня до смерти или уморить с голоду, но тебе не удастся вырвать у меня согласие, ибо, дав его, я стану соучастницей такого гнусного предателя, как ты.

— Обойдусь и без тебя: согласие вскоре даст твой сын.

— Подлец! — произнесла Бланка и поняла, что попала в лапы врага, откуда ей, по всей вероятности, уже не вырваться.

Она подумала о сыне. Он справится! Он сумеет обуздать изменников делу короля Филиппа — продажную знать! Ему помогут её верные советники. А на себе она поставила крест, считая это карой небесной за пролитую из-за неё кровь.

И она сказала герцогу, словами этими прощаясь с миром, с жизнью, со своими детьми:

— Об одном прошу тебя: отпусти моих людей. Они ни в чём не повинны, их жизни тебе не нужны. Я пришла к тебе одна, мне одной и отвечать за все мои прегрешения.

— А зачем мне отпускать твоих людей? — с насмешкой спросил герцог. — Ведь король, дабы освободить свою мать, примет наши условия, вот тогда, мадам, ваш маленький отряд составит вам почётный эскорт, благодаря которому вы благополучно доберётесь до Парижа. Эти же люди, вероятно, обеспечат вам охрану во время вашего путешествия к южным границам королевства.

— Ты ответишь, Моклерк! — в негодовании воскликнула Бланка. — Клянусь Богом, ответишь за всё!

— Возможно, а пока хозяин здесь я, и ты у меня в плену как заложница, Бланка Кастильская. Следуй за мной и не вздумай сказать своим воинам, чтобы вступали в бой, их тут же изрубят в куски.

И Моклерк, бросив взгляд на своих людей, тронулся с места, указав рукой на ворота.

Тибо увидел отряд Моклерка и сразу же понял, что Бланке уже не уйти. Всё же, подумав, что герцог просто-напросто решил обезопасить себя на случай внезапной подмоги королеве, он не дал сигнала к выступлению. Что происходило внутри кольца из кавалерии, он не знал. Зато это хорошо видели те, что стояли у стены, держа наготове древко с белым флагом.

— Монсеньор, условный знак! — воскликнул Божанси, указывая мечом на городскую стену. — Они подняли белое знамя!

— За мной! — крикнул Тибо и, обнажив меч, вонзил шпоры в бока лошади. — За королеву!

— За короля! За королеву! — вскричали за его спиной верные соратники, и конная лавина, вырвавшись из леса, помчалась к городу…

У ворот Моклерк, недоумевая, осадил коня. Перед ним стояли два десятка всадников с обнажёнными мечами в руках. Путь к воротам был закрыт.

— Стой, герцог! Ты не сделаешь дальше ни шагу! — властно поднял левую руку сир де Клостраль.

— Смести с дороги этих сумасшедших! — крикнул Моклерк, кивая в сторону ворот.

Туда бросилось с полсотни воинов. Остальные, с любопытством наблюдая, вдруг растерялись от неожиданности: на них набросились те десять пленников, которых они охраняли.

— А, чёрт! — выругался Моклерк, не примыкая пока что ни к одной из групп. — Надо было обезоружить их. Видно, сам дьявол помутил мой разум… Но что это? — Побледнев, он привстал в седле и устремил взгляд на равнину, где в клубах пыли летели на него, блестя обнажёнными клинками, несколько сот всадников. — Святой Боже! Будь я проклят, если это не… если это снова не этот безумец Тибо!