Лариса что есть силы потерла лицо ладонями. Казалось, все это давно перегорело, подернуто пеплом и закопано в глубине памяти навеки. Но вот стоило тронуть тонкую корочку – и все мгновенно всплыло в памяти, как будто вчера она ошарашенно села в постели, не веря своим ушам. «Женат? А почему…» – начала она и тут же замолчала. Что толку было спрашивать, если и так все ясно. Она не спрашивала, он и не говорил – о чем тут говорить, когда любовь?

После того как он уехал, она оцепенело просидела в общаге целый месяц, изредка появляясь в учебных аудиториях, когда Нателка или Машка попеременно и вместе орали на нее как резаные. Зимнюю сессию сдала на автомате, потому что все преподаватели знали ее и снисходительно смотрели на самую старательную отличницу курса, с которой явно что-то случилось.

В последний раз они увиделись в марте, когда она была уже на восьмом месяце. Он заехал в общежитие перед назначением в новую часть, в ГДР. Там узнал, что Лариса теперь живет в коммуналке рядом с факультетом. Пришел туда, в новеньком обмундировании, с капитанскими погонами, стройный и красивый, только совсем чужой.

– Ну, как ты? – спросил стесненно.

– Отлично, ты же видишь. – Она опустила глаза на круглое пузо.

– Говорил тебе: зачем нужны эти заморочки? – Он покрутил головой.

– Заморочки? – Ее голос совсем заледенел, губы плохо шевелились. – Это не заморочки, это мой ребенок. Да ты не бойся, к тебе никаких претензий…

– И это все, что ты можешь мне сказать? – Он встал, застегнул шинель.

– А чего еще ты хотел услышать? – Лариса усмехнулась. – Вернись, я все прощу? Живи как сможешь. Пока!

Он круто развернулся и вышел. Сжавшись, она слушала четкий звук его шагов, потом грохот тяжелой двери в подъезде…

«Не права, наверное, я была не права», – раскачиваясь на скамейке, думала Лариса. Да, надо было как-то по-другому, нельзя было лишать ребенка отца. Можно было поступиться самолюбием, обидой, не рвать так сразу.

«А что изменилось бы?» – тут же возник трезвый голос. Ну, был бы, может, папа на расстоянии, изредка писал бы или присылал подарочки. Разве это нужно ребенку? «Да, – не унимался голос, – ну и был бы хоть на расстоянии, а так – вообще никакого». Может, он потом полюбил бы Аню, ведь ее нельзя не полюбить – она хороший, веселый, умный ребенок. Ну, с характером, так это лучше, чем бесхарактерная размазня… И кстати, многим похожа на отца – резкая, но отходчивая, упертая, но смешливая, легкая…

Лариса встала, больше просто не могла сидеть, надо было куда-то бежать, что-то делать – бездействие смертельно. Но куда? Она быстро пошла по бульвару к центру города.

Вспомнила, как лет семь назад наткнулась в газете на некролог: «Безвременно трагически погиб в автокатастрофе Сергей Петрович Терновой, генеральный директор ОАО «Евротех». Фамилия и имя зацепили, совпадали и кое-какие факты биографии – офицер в отставке, воевал в Афганистане… Но на фото был вроде совсем другой человек: солидный, лысоватый, в тонких дорогих очках. Тем не менее она отложила газету в ящик письменного стола. Потом через приятеля в «Комсомолке» удалось узнать: да, тот самый. После того как наш воинский контингент вывели из ГДР, уволился из армии, занялся бизнесом, похоронен в Краснодаре, осталась вдова.

Именно тогда она и рассказала Ане правду. Точнее, почти всю правду. Что любила, что папа тоже любил, но не мог остаться, надо было уезжать за границу, а потом пути их разошлись. «А почему он тебя с собой не взял?» – прямодушно спросила дочь. «Потому что я не могла, надо было закончить университет, – легко соврала она. – А он встретил другую женщину, ну так бывает… Ты прости меня, дочь, что я выбрала тебе не того папу», – повинилась она. «Да ладно, мам, не боись, прорвемся! – Аня недоверчиво разглядывала газетный некролог. – Вот ты бы сейчас осталась вдова, а так ты просто моя мама!»

Лариса облегченно рассмеялась, хотя глаза были на мокром месте. Тяжелый для нее разговор неожиданно прошел легче, чем она думала. Аня никогда особенно не расспрашивала про папу, пока была совсем маленькой. Но обожала мужскую компанию, ластилась к дяде Алеше и Ларисиным друзьям. Видя это, Лариса переживала неполноценность своей семьи особенно остро, что бы там ни говорили психологи про то, что важен не ее состав, важно качество отношений…

Взрослея, Аня вдруг стала избегать любых упоминаний чьих-либо отцов, разлюбила бывать у дяди. Там росли двоюродные брат и сестра, и Леночка, которая была на пять лет моложе, особенно ревниво следила за тем, чтобы папа не уделял много внимания племяннице. Лариса снова молча страдала, понимая: дочь наконец осознала, чего лишена. Осознала и не приняла ситуации. Но детское сердце оказалось мягче и снисходительнее, чем взрослая жесткая правда…

«Дурак ты, такую дочку не увидел ни разу, а она тебя любила бы, – продолжила она свой бесконечный, не прерывавшийся долгие годы разговор с Сергеем. – А ты так ничего и не узнал…»

Через полчаса она дошла до бульвара Ататюрка – шумного и многолюдного даже в этот поздний час. По обеим сторонам центральной аллеи медленно шли толпы отдыхающих, присматривались к витринам ювелирных и меховых магазинов, у входов в которые стояли зазывалы – смуглые молодые люди. Они только что не хватали проходящих за руки, но все-таки удерживались от этой фамильярности. Зато преграждали путь, предлагая зайти в магазин, выпить чаю или прохладительных напитков, заглядывали через плечо к тем, кто останавливался у витрины, расхваливали свой товар, обещали огромные скидки…

Некоторые из них обращались и к ней, но она быстро шла, глядя на проезжую часть в поисках такси. Вдруг дорогу ей преградила шумная толпа смуглых людей разного калибра – от малышей до стариков. Одеты они были в модные запачканные тряпки и разговаривали, похоже, по-турецки, но все равно было видно – цыгане. Мелкие дети приплясывали, хватали ее за сарафан, за сумку. Лариса инстинктивно прижала сумку локтем, пытаясь выбраться из толпы. Пожилая женщина с темным ярко размалеванным лицом сгребла ее ладонь, быстро затарахтела что-то по-своему, заглядывая в глаза. Он нее пахнуло смесью тяжкого табачного перегара и лука. Лариса вырвала руку, протиснулась мимо кривляющихся детей и побежала.

Сердце колотилось: в черных глазах цыганки с красноватыми белками плескалось безумие, или это она сама сходит с ума?

Наконец на углу Лариса увидела свободную машину и, хотя водитель заломил вдвое против дороги сюда, быстро села, лишь бы избавиться от празднично настроенного отдыхающего люда.

За окнами такси быстро темнело, но она не замечала дороги, пристально глядя в одну точку перед собой. Что еще нужно сделать? Куда позвонить? Кто может помочь?

Лощевский! Как же она забыла? С его связями он может позвонить в МИД или ФСБ! Как же она не вспомнила! Правда, в Москве уже почти одиннадцать ночи, а номер его сотового она не знает, придется ждать до утра понедельника, он обычно рано приезжает в банк. Лариса инстинктивно схватилась за телефон, висящий на груди. Пальцы нащупали пустую тесемку… Внутри что-то оборвалось, словно ее лишили последней надежды на скорую встречу с Аней, хотя позвонить ей было все равно невозможно.