Г.В.Чичерин писал в Германию А.А.Иоффе в мае 1918 г.: «…Ставка на "передышку" с неизбежностью влечет за собой реальную политику, а она сводится к тому, чтобы заманивать немцев реальными выгодами, могущими проистечь для них от мира с нами…»[44].

В ответ полпред сообщал в Москву, что: «…в Германии тоже идет борьба между двумя внешнеполитическими тенденциями: во-первых, является желание на случай перемены политики в России и вступления ее опять в европейскую войну обессилить Россию окончательно, во-вторых, наоборот – упрочить мир с Россией, добиться от нее экономических выгод. Во втором случае им нужно сохранить и поддержать большевистское правительство, ибо всякое другое может вступить в войну. По этой же причине они не могут доводить нас до отчаяния и заставлять нас самих тоже вступить в войну. Эти две противоположные тенденции… борются в нынешней Германии… Уметь лавировать между этих рифов задача нашей политики…»[45].

26 июля в Бельведерском дворце союзные миссии Англии и Франции были приняты Пилсудским. На этой встрече был поставлен вопрос о немедленном заключении мира с Советами на пороге неотвратимого краха. Сложность отношений подчеркивал и тот факт, что Тухачевский угрожал Варшаве, и по настойчивому желанию Ленина армия рабочих и крестьян должна была ворваться в Европу и установить власть Советов по всей ее территории.

Агитируя отправлявшихся красноармейцев на польский фронт, В.И. Ленин обратился к ним со словами: «…Помните, товарищи, что с польскими крестьянами и рабочими у нас нет ссор, мы польскую независимость и польскую народную республику признавали и признаём. Мы предлагали Польше мир на условии неприкосновенности её границ, хотя эти границы простирались гораздо дальше, чем чисто польское население…Мы все сегодня должны здесь дать клятву,…что мы все будем стоять…за то, чтобы не допустить победы польских панов и капиталистов…».[46]

Москва в тоже время обратилась к народу Польши:

«…Мы признали независимость Польши. С самого начала мы не хотели войны, мы шли на самые большие уступки во имя мира, но после того, как ваши преступные правители навязали нам войну, мы сосредоточили достаточные силы, для того чтобы вконец разгромить ваших помещиков и капиталистов и обеспечить, таким образом, мир между независимой рабоче-крестьянской Польшей и рабоче-крестьянской Россией…Польские рабочие и крестьяне, польские легионеры!.. Вашей жизни, вашему человеческому достоинству, вашей пролетарской и крестьянской чести не грозит никакая опасность. Сражаясь против нас из-под палки польских панов, вы совершаете измену по отношению к будущей социалистической Польше и к рабочему классу всего мира. Очиститься от пятна измены вы можете только одним путём: перейдя к нам с братски протянутой рукой… Бросайте же кровавое, бесчестное, проклятое дело борьбы с рабочими и крестьянами России и Украины…чтобы таким путём вернее и скорее обеспечить независимую социалистическую Польшу…».[47]

Следует отметить, что командование Красной Армии строго следило не только за боевым духом среди бойцов, пропагандой идей большевистской партии, но и резко реагировало на отступление от линии, проводимой Советским правительством в отношении польско-советских отношений.

Троцкий моментально отреагировал на материал, помещённый в журнале «Военное дело»:

Приказ № 230

Председателя революционного Военного Совета Республики.

30 июня 1920 г. Москва

«В № 13 «Военного дела» напечатана статья «Первые боевые шаги маршала Пилсудского», проникнутая насквозь духом глубокого шовинизма. Достаточно сказать, что в статье говорится о природном «иезуитстве ляхов», которое противопоставляется честному и открытому духу великорусского племени. Не зачем пояснять, в какой мере такого рода грубые и ложные обобщения противоречат тому духу братства, который проникает в отношении русского рабочего класса к трудящимся массам Польши.

Приказываю:

1). Издание «Военного Дела» приостановить впредь до радикального изменения состава редакции.

2). Установить непосредственных виновников, дабы навсегда отстранить их и в дальнейшем от прикосновения к работе, имеющей своей задачей просвещение и воспитание КА.

Председатель Революционного Совета республики Л. Троцкий[48].

30 июля 1920 года самое упорное сопротивление было оказано на Мозырском участке фронта. Противник переходил очень часто в контрнаступления, располагал бронепоездами и мог выставить против Первой Конной Армии собственную конницу, но общая паника и разложение не позволяли долго сдерживать части Красной армии.

Трудность в продолжении дальнейшей войны заключалась и в оказывающих сопротивление польским властям со стороны украинского населения в Галиции. Подобный пример можно увидеть в статьях газеты «Известия»: «…Угнетенные польской военщиной народы начинают поднимать оружие против своих вековых мучителей. Еще недавно польские паны горделиво заявляли, что они собираются формировать белорусские части для борьбы с «московскими». Мы знали, что это вздор. Белоруссия восстанет. Тщетно паны пускают в ход меры белого террора, тщетно они вещают и расстреливают белорусов. Это больно раздует пожар всеобщего восстания в польском тылу. Но и в самой Польше глубже становится пропасть между правительством и Народными массами. А каково настроение рабочих в Польше – видно из испуганного восклицания «Курьера Варшавского» по поводу одной коммунистической демонстрации в Варшаве: «Да, где же мы: в Польше или в Совдепии»[49].

«Освободительные» планы, служившие лишь прикрытием прямой вооруженной экспансии Польши, провалились прежде всего потому, что были отвергнуты местным населением, не захотевшим ни такого «освобождения», ни самих «освободителей». Данный факт сейчас стали признавать, к их чести, и некоторые польские историки. Например, польский эмигрантский историк Я. Техановский пишет следующее:

“Наши победы не были в состоянии воскресить федералистские планы Пилсудского, которые весной 1920 г. провалились из-за отсутствия поддержки в Белоруссии, на Украине, не говоря уже о Литве”.

На этот же решающий фактор провала федералистской концепции Ю. Пилсудского указывал видный польский дипломат граф Скшиньский, отмечавший:

“Народы, которые, согласно этой теории, Польша освобождала от русского рабства, не высказывали желания освободиться, и если они не очень любили Россию, то ещё меньше симпатии питали к Польше”[50].

«…31 июля на польской территории образовался временный революционный комитет Польши, в состав которого вошли: Юлиан Мархлевский (председатель), Ф. Дзержинский, Феликс Кон, Эдвард Прухнян, Юзеф Уншлихт. Комитет обратился К. Трудовому населению Польши с манифестом, в котором рабочие массы Польши призываются к восстанию против правительства Пилсудского… В юго-восточной Галиции поляками подавлено восстание украинцев. На целый ряд деревень наложены кары по законам военного времени…»[51].

Поворотным моментом для советско-польских отношений стала битва за Варшаву в августе 1920 года, названная поражением для России в польской историографии, но фактически армия, под командованием Тухачевского проиграла сражение, но не войну, и даже это поражение служило ключом для преодоления барьера между Польшей и Россией, путем заключения мирного договора в Риге. Это событие было названо историографами как «Чудо на Висле». Оно стало закономерным, если сопоставить