Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут я проснулась. Что с моим Павлом Ивановичем могло случиться, не знаю. Все-таки что-то дурное. Ведь если бы мы ссорились или еще что-нибудь, а то совсем ничего. Уехал на работу и не вернулся. Даже не позвонил, хотя обычно всегда названивал, очень внимательный, очень. У него, конечно, бывали командировки, но не так, чтобы на полтора месяца. Да потом он меня обо всем оповещал. Ой, ключ поворачивается…»
Авилов откупорил бутылку вина, разлил по бокалам и посмотрел на свою одноклассницу. Сама женщина, женщина по сути. И беззащитная, и напряженная. Он закурил, пытаясь пускать дым кольцами.
— Ира, я не против, чтобы ты здесь жила. Мне это приятно. Но у тебя, кажется, ко мне дело. Может, расскажешь?
— Алик, я все собираюсь, и как-то не могу решиться… Дело в муже, а ты его не любишь… Она посмотрела вопросительно.
— Нет. Предпочитаю женщин.
— Не шути. Мне трудно говорить… Бывают мужчины — ничего особенного, но умеют ухаживать. Сейчас это редко, когда человек, кроме тебя, ничего не видит. Чувствуешь себя центром мира, ей богу. Мама очень одобряла его обстоятельность, все-таки не мальчишка, свой бизнес, потом он развернулся — аттракционы, аквапарк, курортную зону прибрал к рукам. Потом взял подряд на строительство отеля, начал строить. Но это позже, когда Сашка с Дашкой в школу пошли.
— У тебя девочка и мальчик?
— Нет, Саша девочка.
— Надеюсь, в мою честь?
— Понимаешь, — она неуверенно улыбнулась, — у меня не было романтической любви, как у всех. Сразу брак и дети. Они погодки, поэтому восемь лет я сидела дома и даже не особо интересовалась, что вокруг происходит. Водила детей в бассейн, Дашу — на музыку, Сашу — в бальные танцы, покупала путевки на Кипр, заказывала мебель по каталогам. Уже, когда обе пошли в школу, тогда очнулась…
В общем, однажды полезла в барсетку мужа за ключами и нашла календарь с отмеченными крестиком днями. Мельком бросила взгляд — в каждой неделе перечеркнуты три дня. Алексей ужасающе педантичный, до занудности, все чеки на крупные покупки, все документы по папкам, все счета по номерам.
Я даже покраснела, когда поняла, что он отмечает. Дни, когда мы с ним, прости за подробности, были вместе. В доме у каждого своя спальня, но три раза в неделю он спал у меня. Этот календарь меня поразил. Через месяц я принялась его искать, чтобы проверить, не померещилось ли, и что же? Календарь нашла с трудом, но крестиков в неделю стало пять. А ночных визитов по-прежнему три. Тут со мной случилась истерика. Шок. Я принялась переворачивать чеки, скрепленные пачками по двадцать штук в каждой, ресторанные счета. Дальше — хуже. Купила парик, надевала очки и объезжала рестораны, откуда были счета. Я обшаривала его карманы, это стало манией…
Есть жены, которым плевать на измены. Лишь бы никто не знал, чтобы шито-крыто. Но Алексей во всех смыслах чистоплюй и примерный семьянин. Женщины у него для любви, а не для блуда. Он сам признавался, что всякий раз, как влюблялся, женился. Он так не может, чтобы его женщина, например, была чужой женой или, боже упаси, шлюшкой. Его приятели по пьяной лавочке откровенничали, что, мол, все не без греха, а Алексей в порочащих связях не замечен. А потом, мне было обидно: как это меня, меня, такую умную, красивую, хорошую обманывают? У нас разница, извиняюсь, шестнадцать лет в мою пользу…
Но когда я начала искать улики, я сразу вспомнила, как его бывшая жена мне названивала. У Алексея это третий брак, и вторая экс-жена на восемь лет меня старше. Она все время твердила, что и моя очередь наступит, это только вопрос времени и что она знает это точно. Наступит, и все. И она это говорит не потому, что желает мне дурного, а наоборот, предупредить. Что, мол, все будет замечательно, никаких ссор, внимание и забота, а потом — бац — соберет чемодан и сообщит, что уходит совсем. А дальше, хоть плачь, хоть вешайся — решение обжалованию не подлежит. Я это Алексею пересказывала, а он отвечал, мол, обиженная женщина, что ты хочешь. Но его от этих разговоров мутило. Один раз он даже сказал: «Но я ведь не клялся ей в вечной любви. Сколько любил, столько и прожил».
— А самая первая жена на сколько его младше?
— Не знаю. А что?
— Я читал, что у человека, кроме возраста по году рождения, существует то ли биологический, то ли психологический возраст, в котором ему комфортно. Одному хорошо быть двадцатилетним, другому — сорокапятилетним, третий хочет быть лет десяти. Допустим, человеку двадцать, а внутри — сорок. Тогда ему нормально с сорокалетней теткой. Он к ней от молодой жены убежит, а та будет до могилы изумляться — что за ерунда, я лучше-моложе. Допустим, ему в душе лет двадцать, и если экс-жена младше его на восемь лет, а ты на шестнадцать, то следующая будет, прости конечно, на тридцать два.
— Это вряд ли. — Ирина помолчала, покрутила пальцами прядь, перегнулась через стол и произнесла шепотом, ему на ухо: «Потому что я его убила». Авилов слегка напрягся, но все-таки Иру он чувствовал, как будто прожил с ней долгую жизнь. И приветливо улыбнулся:
— Это шутка, надеюсь?
— Не нравится мне твоя домработница. Буквально состоит из глаз и ушей.
— Девушки, которые вяжут, безобидны… Она тетеха. Ну хорошо, значит, ты убила мужа и теперь богатая вдова? Да, если бы я был не я, не торговец секонд-хендом, побывавший в юности на зоне, я б на тебе женился. Я всегда ставил тебя высоко, но такой прыти не ожидал.
— Ты что, торгуешь секонд-хендом?
— Да это я так, шучу. Подержанным товаром. А зачем ты это мне рассказала?
— Ну а кому? Папе с мамой, Даше с Сашей? Хотя ты прав, я мало тебя знаю. Я даже не знаю, что с тобой случилось. Только слухи какие-то.
— Значит, твой папа сдержал обещание. Мне до сих пор об этом стыдно вспоминать, но раз уж сегодня вечер признаний, я тоже кое-что тебе расскажу.
Мне так нравилась моя одноклассница, что я в припадке удали вообразил, что если прокачу ее на машине, то все недоразумения разрешатся в один миг и мы поймем друг друга. Вот только отъедем вдоль берега в сумерках километров тридцать и увидим небо в алмазах. Знатное было приключение, роковая идея, с которой все началось, и жизнь въехала в ту колею, в коей сейчас пребывает. В тот вечер я отбоялся за всю жизнь, потому что слишком много поставил на кон, что может быть для мальчишки важней первой школьной красотки? За один взгляд черту душу продашь. Я этот «ситроен» посчитал своим шансом, он стал ловушкой. Хозяин зануда попался: три часа не мог вытерпеть без авто… Самое странное было то, что я не сказал ей ни слова. Хотел, чтобы она поняла… Но поняла ли она, осталось неизвестным, потому что и она не произнесла ни слова… Такая молчаливая была девушка… А сейчас нет, сейчас она вовсе не молчаливая… Что ты так смотришь?
— Он был ворованный?
— Только что догадалась?
— А мы… А если б нас…
— Было бы то же самое. — Ира замолчала.
— Но посадили меня не тогда, когда из школы выперли. Тогда мне дали условно, а посадили меня позже, когда я снова отправился за острыми ощущениями. Мне хотелось повторить… Вышло смешно — залез по трубе в квартиру, а хозяева вернулись. Стою за шторой, ноги торчат, а они ходят, разговаривают, мужик уже в ванну забрался, а его дурища вдруг возьми и отдерни штору. Да как заблажит. Обхватила меня поперек туловища, закатила от страха глаза и воет, как пароходный ревун. Потом ее соседи отдирали, ни за что не выпускала… Ну вот, я во всем признался, теперь твоя очередь.