Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Опять двадцать пять, – процедил сквозь зубы. Сейчас начнется нытье и перечисление, в чем она была на открытие выставки, на презентации и в театре и т. д. и т. п.
– У Камориных костюмчик… в «табакерке»… платьице…, вспомни, в чем она была… Чернобурка. А я как всегда в этом… Как дура, просто как дура!
– Хватит! Надоело!! – Завопил он, не сдержавшись.
На том конце наступила тишина, потом обиженный голосок жалобно пропищал.
– Масик, что с тобой? Зачем ты так кричишь на меня?
– Милена! Мне надоело постоянно выслушивать твои жалобы. Если тебе нечего надеть, сиди дома. – Он с силой вдавил кнопку и отключился. Настроение вконец испорчено. Как же она его достала! И как это у нее получается? Проехав квартал, он немного успокоился. Сам дурак. Прекрасно видел, что собой представляет эта девушка, да она, собственно, никогда и не скрывала, что ей нужно от него. Только деньги. Вытянуть, как можно больше. Сзади засигналили, Сергей не заметил загоревшуюся стрелку. Нет, так невозможно. Сейчас дома начнутся разборки. Пожалуй, с него хватит. Достала!
Горин стоял у подъезда и искал в кармане кодовый ключ, когда внезапно отворившаяся дверь едва не хлопнула его по носу. Он отпрянул, пропуская пролетевшую мимо девушку.
– Ненормальная, – пробормотал вслед Девушка остановилась, обернулась и прищурилась.
– Это вы мне?
– А-а, это вы? Ну, тогда понятно.
Девушка сделала шаг навстречу, с явным намерением поругаться, потом махнула рукой, бросив негромко – Да черт с тобой, – и скрылась за углом.
Ее поведение неожиданно развеселило. Ну и ну, просто фурия.
Поднимаясь на лифте все вспоминал, как она грозно обернулась. Черт! А ведь она интересная девка. Длинноногая – это он вчера отметил, когда она мелькала перед ним в коротком халатике. Глазищи горят, волосы развеваются – настоящая фурия. Он не заметил, как остановился лифт, и тут же послышался щелчок захлопнувшейся двери. Милена!
Он не стал звонить в дверь, открыл ключом. Краем глаза заметил ее скорбно сидящей в кресле. Слезы выдавливает. Сделав вид, что ее не замечает, разделся и прошел в ванную. Все-таки у воды есть неоспоримое качество – успокаивать. Вот постоял немного под душем, и все раздражение и злость, «как водой смыло».
«Ладно, – подумал он, растираясь полотенцем, – пойду мириться».
Он, как ни в чем не бывало, вошел в гостиную и, посмотрев на часы, заметил:
– Через сорок минут пора выходить. Ты успеешь собраться?
– Ты что не понял, мне же не в чем выйти.
– Замечательно.
Он направился в спальню одеваться, оставив ее в недоумении. Что это с ним? Неужели не видит, что она обижена, расстроена, заплакана. Может, мало глаза потерла – незаметно? Но если сильнее потереть, потом так и будут красные весь вечер. Милена поерзала, посмотрела на себя в маленькое зеркальце, лежавшее рядом, потерла кулачками глаза, глубоко вздохнула и со скорбным личиком пошла в спальню. Может, он догадается, наконец, дать ей хотя бы денег.
Сергей стоял почти полностью одетый, выбирал галстук, на нее даже не взглянул.
– Сержик, этот галстук не подходит к этому костюму.
– Зато к рубашке подходит идеально.
Со вкусом у нее проблема – иногда так вырядится, хоть падай. Но красивое личико и хорошая фигура, а также апломб, с которым это все носилось, ее выручало, даже некоторым нравилось.
– Ты идешь?
В ответ – вздох со всхлипом, потом трагический шепот.
– Если ты настаиваешь, я пойду.
– Как раз, не настаиваю.
– Ладно, я пойду.
Трагизм из интонаций убрала, значит, испугалась.
– Кстати, у нас есть что-нибудь перехватить?
– Что ты имеешь в виду? Обед?
– Неужели приготовила? – Он замер в ожидании ответа Вначале сопение, потом вздох.
– Я не кухарка. И потом, мы собирались уходить.
– Хорошо, – он опять начал раздражаться, – мне не нужен обед, но какой- нибудь элементарный бутерброд с колбасой. У нас в холодильнике мышь удавилась, непонятно, для чего он вообще стоит. Разве трудно сходить в магазин и купить колбасы какой-нибудь, сыра… У нас даже хлеба нет!
– Масик, но ты же согласился со мной, что хлеб – это вредно. Не только мне надо за фигурой следить. У нас есть йогурт, ростки пшеничные, отруби, сухарики финские. Ну чего тебе еще надо?
– Все. Ничего не надо. Пойду хоть кофе выпью.
На кухне со вчерашнего дня было не прибрано. Ну да, все правильно, ведь Елена Васильевна на сегодня отпросилась. Он все – таки открыл холодильник, хотя не надеялся там найти что-нибудь съедобное.
Захлопнул дверцу и зашуршал сухарями. Есть охота – просто сил нет. Конечно, в ресторане все будет на высшем уровне, но пока все соберутся, пока усядутся.
– Я готова, – тихо прошелестел голосок.
Он обернулся и чуть не прыснул. Сиреневая узкая юбка с разрезом впереди по самое некуда, розовая прозрачная кофточка и сверху оранжевые перья – боа.
– Тебе что, не нравится?
– Убери эти ужасные перья, у тебя же есть меховая накидка.
– Масик, ты просто ничего не смыслишь в женской моде.
Он хотел было возразить, но подумал, что переодевание затянется еще на полчаса, и он тогда уж точно умрет с голода. Черт с ней! Пускай будут перья!
Открывая дверь в ателье, Ирка услышала шум, выделялся визгливый голос закройщицы. Она заглянула в комнату.
– Вот она! Явилась! Полюбуйтесь! Что наделала, а? Кто за это заплатит? – Антонина Семеновна потрясала куском белой ткани на свадебное платье.
– Что случилось?
– Еще наглости хватает спрашивать!
Ирка нахмурилась, подошла поближе и увидела на платье темное пятно от утюга. Она непонимающе уставилась на закройщицу. Подошел Анатолий Николаевич и, поджав губы, стал рассматривать подпалины.
– Кто это гладил?
– Она, кто же еще! – Показала пальцем на Ирку.
– Я не гладила это, только подкладку, вы же сами мне дали!
– А! Ты еще спорить!? Нахалка!
Это был предел.
– Ах ты, старая галоша! Сама скроить толком ничего не может, а на других сваливает! – Ирка, выпятив грудь, грозно пошла на закройщицу.
Та явно не ожидала отпора и несколько растерялась.
– У тебя руки, как крюки! Надоело за тобой переделывать, да еще воровка!
– Заткнись!
– Я тебе щас заткнусь! Я тебе щас сделаю бледную улыбку и макаронную походку! Зараза! – Она обернулась к начальнику – А вы?… Вместо того, чтобы разобраться с ней, всегда покрываете. Вы что, ослепли? Не видите, что она вещи портит, да остатки ворует? А это платье я в руки не брала, наверное, сама и испортила. – Ирка оглядела собравшихся вокруг женщин.