Кто-то умер.

Вот наименьший общий знаменатель вариантов моего понимания присходящего. При этом уравнение содержит слишком много неизвестных, что не позволяет прийти к определенному и однозначному результату.

Как же без Хели? Пожалуйста, пусть Хели живет! Но тогда кто же умер? Тимо? Хели этого просто не переживет. Фини? Тимо или Фини? Господи, сделай так, чтобы это был кто-то другой!.. Боже, что это со мной, что приходит мне в голову?

По мере того, как уменьшается количество километров до цели, кое-что доходит до сознания все отчетливее. А ведь история уже дописана. До конца. И этот конец всем известен. Просто способных прочесть мне последнюю страницу не обнаруживается.

Я набираю номер подруги, живущей в непосредственной близости от железнодорожного переезда.

«Слушаю вас?»

В голосе Анны не слышно беспокойства.

Стало быть, Анна ничего не знает.

«Анна, пожалуйста, поезжай к железнодорожному переезду. Хели попал в аварию, ему срочно нужна помощь. Пожалуйста, побудь с ним до моего приезда. Поддержи его. Скажи ему, что все будет хорошо!»

«О’кей».

Анна кладет трубку. Чтобы не тратить времени на вопросы, — понимаю я. Я чувствую облегчение.

Хели теперь не один. С ним Анна. Все будет хорошо.

Я допускаю любые варианты. Кроме одного.

Что погибли все.

В этот момент испытываемого мною облегчения случается чудо. Как же иначе мне называть ощущение, разом подтверждающее правильность того, во что я свято верила? И это новое чувство утоляет боль и приглушает страх.

Я чувствую, как мои плечи и спину словно окутывают теплым покровом — покровом любви, проникновенной и нежной.

Все в порядке, все в полном порядке.

Голова здесь ни при чем, — слова идут от сердца. Они отдаются в нем эхом голоса, который невозможно забыть.

Хели!

Нога на педали газа перестает дрожать. Роение моих мыслей унимается. Я чувствую себя спасенной, я чувствую себя под защитой.

Хели жив. Хели в раю. Хели со мной. Все хорошо.

Я становлюсь марионеткой. Я подвешена на невидимых нитях. Меня приводит в движение добрый кукловод, который хочет мне только хорошего. Я целиком отдаю себя в его руки.

Последние пятьсот метров до места происшествия. Звонит мобильный телефон.

Анна.

«Барбара, где ты сейчас находишься?»

«Я уже подъезжаю».

«Поезжай, пожалуйста, к дому Сабины. Мы встретимся у нее».

«Хорошо».

Я послушно поворачиваю направо, к дому Сабины, своей лучшей подруги. Звонок Анны заставил свернуть с пути в последний момент, не допустил моего появления на месте трагедии. Очевидно, кукловод решил меня поберечь, не позволив мне видеть определенные вещи. Я подчинилась. Так, разумеется, лучше.

Мной все еще владеет этот странный покой. Ничто во мне не восстает, я не выражаю никаких эмоций. Я чувствую: то, могущественное, что здесь происходит, лежит за пределами добра и зла и повлиять на происходящее мне не по силам. Мне ничего другого не остается, как выбросить белый флаг. Сдаться. Отдаться на милость судьбы. Какой бы она ни была.

Звоню в дверь. Дома никого. Она у Анны? Я стою в саду, и меня бьет дрожь. Тело начинает жить.

Я делаю то единственное, что еще можно сделать. Я должна отменить свое выступление в больнице в качестве клоуна, которое запланировано на вторую половину дня. Мой голос звучит тверже, чем я ожидала.

«Привет, Ханнес. К сожалению, я сегодня не смогу выступить. Хели попал в аварию. Скорее всего, он мертв».

Пока мой коллега выдыхает что-то вроде: «Господи Боже мой!», из-за угла выезжает автомобиль Анны.

Анна и Сабина, обливаясь слезами, выходят из машины. Образы в моем воображении и реальность начинают совмещаться, создавая картину действительности. В моей голове вдруг устанавливается тишина. Мертвая тишина.

Сабина смотрит на меня в полном ошеломлении. Выгляжу ли я привидением? Или ангелом? Да, я, скорее всего, бледна как мел. Но крыльев у меня вроде бы нет. Только окутывающий меня покров. Никому не видимый. По-прежнему.

Наконец Анна произносит:

«Барбара!»

Она подходит ко мне и крепко меня обнимает.

«Кто-то умер?»

«Да».

«Хели?»

«Да».

«А дети?»

Тишина. Слезы.

«И Тимо тоже мертв?»

«Был мертв. Его удалось реанимировать. Что с ним сейчас, не знаю».

«А Фини?»

«Она в тяжелом состоянии. Без сознания. Дети доставлены в больницу. А теперь мы отвезем тебя домой».

Я не противлюсь.

Однажды в юности я попала в аварию. Мой тогдашний друг привез меня к себе домой и укутал в теплое одеяло.

«У тебя шок. Тепло — вот что для тебя самое важное».

Этому его научили на курсах вождения автомобиля.

Вот и Анна с Сабиной снимают с меня куртку и укладывают меня в постель. Эти сами самой разумеющиеся действия создают у меня краткое ощущение безопасности.

Я в шоке.

Меня трясет, — мне кладут грелку.

Я плачу, — мне подают носовые платки.

Я задаю вопросы и получаю на них ответы.

Все просто. До банальности. Мне важны эти простые ритуалы. Мир и в этот момент, когда моя жизнь пущена под откос, в какой-то степени предсказуем.

Есть вещи, которые я способна держать под контролем. Я могу просить помощи. Могу чувствовать тепло грелки. Могу благодарить.

Я цепляюсь за эти пустяки. Так утопающий из последних сил хватается за спасательный круг. Грозный океан, готовый меня поглотить, бесконечно огромен и неизмеримо глубок. Инстинктивно чувствую: я не могу себе позволить отключиться и не уделять внимание хорошему, как бы мало оно ни было. Я концентрируюсь именно на этих мелочах. Всеми своими чувствами, каждой клеткой своего существа.

Анна и Сабина подчеркнуто плавными, медленными движениями зажигают свечи. А из меня льется словесный поток. Я испытываю потребность излагать факты вслух, проговаривать их снова и снова.

«Хели мертв, и дети, возможно, тоже умрут. Хели мертв. И Тимо, скорее всего, тоже. Фини изувечена».

Есть вещи, которые я способна держать под контролем. Я могу просить помощи. Могу чувствовать тепло грелки. Могу благодарить.

Время от времени я превращаю свои утвердительные предложения в вопросительные. Чтобы выслушивать неизменно одинаковые ответы.