Постояв немного возле кинотеатра «Баррикада» и решив, что не готова сейчас зайти в него, она перешла Мойку по Зеленому мосту и оказалась на знакомом уже месте – возле розового Строгановского дворца с его шоколадным сторожем. Перейдя на другую сторону, запетляла по улочкам в поисках какого-нибудь тихого места. Она не знала, куда идет, но теперь точно знала зачем – убивать время. Но убивать время в одиночку было скучно. Оставалось найти еще одного Владимира со своими заморочками, женами, банками, смертями… Ну уж нет, у богатых свои причуды. И тут она заметила у киоска, торгующего сигаретами, парня в джинсах и с маленьким рюкзачком на плече. Русые длинные кудри, веселые мальчишеские глаза, светлые усы и розовые припухшие губы.

– Слушай, ты не разменяешь сотню баксов? – спросила Маша, когда парень отошел от киоска.

– Ты что, откуда у бедного студента такие деньги?

– Ты случайно не музыкант?

– Откуда ты знаешь? – Он расплылся в улыбке. – У меня что, на лбу написано?

– Ну… кудри вразлет, в ухе – серебряная серьга, денег нет, одухотворенное лицо… Музыкант, одним словом.

– Вообще-то я на саксофоне играю, подрабатываю на Невском днем… Но сейчас уже поздно, да и устал я.

– Где же твой саксофон?

– У приятеля оставил, чтобы завтра не тащить его через весь город… А ты, наверное, приехала на Эрмитаж поглазеть?

– Ну да…

– Не стоит, правду тебе говорю. Если хочешь, я тебе в двух словах расскажу, что там.

– Ну да?

– У тебя лексикончик хромает, ты, кроме «ну да», что-нибудь еще говорить умеешь?

– Ну да.

Они расхохотались.

– Ты питерский?

– Питерский, коренной.

– Тогда подскажи, где я могу убить… – она посмотрела на часы, – почти четыре часа.

– Это смотря как ты собираешься их убивать.

– Чтобы было весело, шумно и безопасно.

– Я знаю одно такое место. Клуб. Ты пиво любишь?

– Ну да.

– Ты смешная. Пойдем? Там и доллары разменяем. Тебя как звать-то?

– Маша, а тебя?

– Фаусто Папетти. Шутка. Меня зовут Миша.

– А это далеко?

Но он вместо ответа взял ее за руку и повел. Совсем как утром ее повел Владимир. Она выдернула руку.

– Ты чего? Боишься меня, что ли?

– Ну да.

Отъехав на машине подальше, чтобы Маша не смогла его заметить, Владимир припарковал машину и достал телефон.

– Женя? Это я. Думаю, я совершил ошибку. Сказал ей, что у меня смертельная болезнь, что я должен скоро умереть.

– Это я уже слышала, только не поняла, зачем тебе это.

– Чтобы вызвать в ней жалость и чтобы она не бросила меня раньше времени. Знаешь, она идеально подходит на роль Лены. Когда она надела ее джинсы и зеленую водолазку, ты помнишь эту водолазку, распустила волосы, тряхнула ими совсем как Лена, потом собрала их в узел и заколола на затылке, у меня аж сердце защемило. Знаешь, мне до сих пор не верится, что ее нет…

– Мне тоже.

– Я бы отдал все на свете, чтобы только это оказалось сном. Ленки нет, представляешь? И все из-за вашей бабьей дурости. Я не знаю, кто подсунул ей эту книгу, кто так сильно повлиял на нее… А ты-то, где были твои хваленые мозги? Ты же у меня умница-девочка, Женька! Ты хотя бы соображаешь, что натворила?

– Будешь давить на меня – пойду и во всем признаюсь.

– Ты все врешь, Женечка. Ты не признаешься, а свалишь все на меня, тем более что это в моем багажнике находилось ее тело… Там и кровь натекла… Ты бы видела, что с ней, с Ленкой, стало…

– А ты что, расстегивал спальник?

– Нет, но тело начало разлагаться… Когда я открыл багажник, мне в нос ударил такой запах… Я влип по самые, что называется, помидоры…

– Я тебя не выдам, ты должен мне верить. Ты жалеешь, что вызвался мне помочь?

– Понимаешь, вы обе мне были одинаково дороги. Ленка все же была моей женой, и я по-своему любил ее.

– Но она же моталась всюду, ее почти никогда не было дома. Ты сам говорил, что хочешь ребенка, семью, пеленки-распашонки, чтобы в квартире были слышны детские голоса, а по полу разбросаны игрушки… Разве ты не понимал, что с Ленкой у тебя такого никогда не будет?

– Понимал. Но что с того? Когда она возвращалась, я так радовался…

– А я? Как ты относился ко мне все эти годы, что мы с ней делили тебя?

– Я и тебя любил.

– А сейчас? Уже не любишь?

– Люблю. Теперь ты для меня самый близкий человек.

– Это только потому, что ты боишься меня? Боишься, что я все свалю на тебя?

– Нет, не надо так думать и говорить. Главное, чтобы ее никто не нашел. Если бы ты знала, как мне было страшно везти ее… Меня же могли остановить в любую минуту. Открыли бы багажник, а там – спальник с трупом.

– Ты всегда был рисковым человеком.

– Какое странное слово… рисковый…

– Чем ты сейчас занимаешься?

– Взял тайм-аут. Не мог больше находиться в номере, мне надо было с кем-то поговорить о том, что меня мучает. Я заставил ее надеть одежду Лены и отправил гулять до часа ночи. Теперь вот мне самому надо где-то убить время.

– Пойди в какой-нибудь ресторан, напейся, расслабься.

– Так, наверное, и сделаю.

– Сколько дней собираешься пробыть там?

– Я оплатил номер до десятого включительно. Не представляю, что буду делать все это время в Питере. Ты будешь звонить в гостиницу, как договаривались?

– Да, только дай мне номер…

– Записывай… – Он продиктовал ей номер телефона. – Постарайся звонить при свидетелях, задавай какие-нибудь глупые бабские вопросы про тряпки, музеи, косметику… Лена же была помешана на косметике. Нужно, чтобы твоя беседа со стороны выглядела естественной.

– А что, если трубку возьмет эта…

– Машка? Говори с ней. Я предупрежу ее.

– Тебе не кажется, что наш план изначально обречен… – вдруг услышал он, и от этого у него даже плечи опустились. Он вдруг понял, как устал, как безумно устал и не в состоянии уже теперь что-либо изменить. Все запуталось в слишком сложный узел, который не развязать, а только разрубить… Труп уже в лесу… Он поселил с собой девушку, отдаленно смахивающую на Лену, – зачем? Чтобы у него было алиби? Вот, мол, они жили вдвоем, следовательно, он не мог убить ее… И вообще там, в спальнике, труп совершенно другой женщины… А Лена – вот она. И он покажет на Машку. А как же их московское окружение? Нет, нет и еще раз нет – труп никто не найдет!!! Он перепрячет его, другого выхода нет.