Ислам пришел в нашу страну в XI веке, когда султан Махмуд Газневи, правивший в Афганистане, захватил долину Сват и подчинил ее себе. До этого жители Свата были буддистами. Буддисты прибыли в долину во II веке, и более 500 лет страну возглавляли буддийские правители. Согласно утверждениям китайских историков, на берегах реки Сват находилось 1400 буддийских монастырей, и чудный звон колоколов разносился по всей долине. Буддийские монастыри и храмы давно разрушены, но по всей долине вы можете обнаружить их руины, поросшие примулой и другими полевыми цветами. Мы часто устраивали пикники в компании каменных статуй улыбающегося Будды, со скрещенными ногами восседавшего на цветке лотоса. Некоторые легенды утверждают, что Будда посетил этот прекрасный и мирный край и частицы его погребального пепла до сих пор почивают в долине.

Наше буддийское поле было отличным местом для игры в прятки. Как-то раз иностранные археологи, проводившие там раскопки, рассказали нам, что в прежние времена сюда стекались паломники из дальних краев. Здесь стояли прекрасные храмы с золотыми куполами, в которых были похоронены буддийские правители. Мой отец написал стихотворение «Реликвии Буткары», в котором объясняется, каким образом буддийские храмы и мусульманские мечети могут существовать бок о бок:

Когда голос истины возносится с минаретов,

Будда улыбается,

И разрозненные звенья исторической цепи

соединяются вновь.

Мы жили в тени горы Гиндукуш, куда люди ездят, чтобы охотиться на диких козлов и золотых петухов. Одноэтажный наш дом был построен из бетонных плит, слева располагалась лестница, ведущая на плоскую крышу, которая служила нам, детям, площадкой для игр. В сумерках отец и его друзья часто сидели там, попивая чай. Я тоже любила сидеть на крыше, наблюдать, как из кухонных труб в соседних домах поднимается дым, и слушать неумолчное стрекотание сверчков.

В нашей долине в изобилии растут фруктовые деревья, на которых вызревают самые вкусные на свете финики, гранаты и персики. В садах мы выращиваем виноград, гуавы и хурму. Никогда я не пробовала плодов слаще тех, что росли на сливовом дереве перед нашим домом. Птицам они тоже были по вкусу, и стоило нам зазеваться, они склевывали спелые сливы без остатка. Даже дятлы прилетали сюда, чтобы полакомиться сливами. Так что нам приходилось соревноваться с птицами.

Моя мама любила разговаривать с птицами. За домом находилась веранда, где собирались женщины. Мы хорошо знали, каково приходится голодным, поэтому мама всегда готовила еду с избытком и раздавала нуждающимся. А если что-то оставалось, она кормила птиц. Вся пуштуны любят петь двустишья – тапы. Перебирая рис, мама всегда напевала:

Никогда не убивай голубей в саду.

Если ты убьешь одного, другие никогда не прилетят.

Я любила сидеть на крыше, любоваться горными вершинами и мечтать. Выше всех выдавалась пирамидальная вершина горы Элум, которую мы считали священной горой. Она была так высока, что перистые облака окружали ее, подобно ожерелью. Даже в самые жаркие летние дни она была увенчана блистающей снежной короной. На школьных уроках истории мы узнали, что еще в 327 году до нашей эры, задолго до того, как в Сват пришли буддисты, долину захватил Александр Македонский, совершавший поход из Афганистана в Индию во главе своего огромного войска, насчитывавшего, помимо солдат, тысячи боевых слонов. Жители Свата скрылись в горах, надеясь, что там они будут ближе к своим богам и те защитят их. Но Александр был умным и опытным военачальником. Он приказал соорудить высокие деревянные помосты и установить на них катапульты. Стрелы и снаряды, пущенные с этих помостов, достигали горных вершин. Александр смог подняться на самую высокую гору и едва не коснулся рукой звезды Юпитер, символа царской власти.

Сидя на крыше, я наблюдала, как окрестности изменяются в разные времена года. Осенью прилетали холодные пронизывающие ветры. Зимой все было бело от снега, с крыши свисали острые, как кинжалы, сосульки, которые мы, дети, любили отламывать. Мы резвились в сугробах, лепили снеговиков и снежных медведей, ловили ртом снежинки. Весной начиналось настоящее буйство зелени. Аромат цветущего эвкалипта наполнял дом, белые цветы, осыпаясь, покрывали все вокруг, ветер приносил острый запах рисовых полей. Я родилась летом, и, может быть, поэтому именно лето – мое любимое время года, несмотря на то что лето в Мингоре всегда жаркое и засушливое, а замусоренная река распространяет зловоние.

Когда я родилась, семья наша жила очень бедно. Мой отец вместе с другом только что основал свою первую школу. Мы ютились в ветхой двухкомнатной лачуге вблизи школы. В одной комнате спали мы с отцом и матерью, другая была предназначена для гостей. Ни ванной, ни кухни у нас не было, мама готовила во дворе, разведя там костер, а стирать ходила в школу, где был водопровод. В доме у нас всегда было полно народу. Гостеприимство – важнейшая часть пуштунской культуры.

Через два года после меня родился мой брат Хушаль. Как и я, он родился дома, потому что больница была для нас слишком дорога. И первому своему сыну, и первой своей школе отец дал имя Хушаль в честь пуштунского национального героя Хушаля Хана Хаттака, воина и поэта. Мама мечтала о сыне и, родив мальчика, была вне себя от радости. Мне братик казался маленьким и слабым, как былинка, но для мамы он был зеницей ока, ладла. Каждое его желание было для нее законом. Он постоянно требовал чая, нашего традиционного чая с молоком, сахаром и кардамоном. В конце концов маме надоело готовить чай, и она сделала его таким горьким, что у брата навсегда отбило вкус к этому напитку. Мама хотела купить для сына новую колыбель – когда я родилась, мы не могли себе этого позволить, и я качалась в старой колыбели, перешедшей к нам то ли из третьих, то ли из четвертых рук. На мамину просьбу отец ответил отказом.

– Малала выросла в этой колыбели, – сказал он. – И для мальчика она тоже вполне сгодится.

Почти пять лет спустя в нашей семье родился еще один мальчик – ясноглазый, непоседливый, как белка, Атал. После этого отец решил, что детей ему достаточно. Семья, где всего трое детей, по пуштунским стандартам считается очень маленькой, в большинстве семей по семь-восемь детей.

Играла я по большей части с Хушалем, потому что он был всего на два года младше меня. Мы постоянно дрались, и при всякой ссоре он с плачем бежал к маме, а я искала поддержки у отца.

– Что случилось, джани? – обычно спрашивал он.

Я выкладывала ему все свои беды, а отец всегда находил слова, чтобы меня утешить. Мы с отцом были очень похожи друг на друга, и между нами всегда царило полное взаимопонимание.

Моя мама очень красива, и отец обращается с ней бережно, точно с хрупкой фарфоровой вазой. В отличие от большинства мужчин он никогда не поднимает на жену руку. Мамино имя, Тор Пекай, означает «волосы цвета воронова крыла», но, несмотря на это, волосы у мамы каштановые. Мой дедушка Джансер Хан услышал это имя по афганскому радио незадолго до рождения дочери. Я бы очень хотела иметь такую же лилейно-белую кожу, как у мамы, такие же тонкие черты и большие зеленые глаза. Но, увы, я унаследовала от отца смуглую кожу, карие глаза и толстый нос. В нашей культуре принято давать людям прозвища. С самых первых дней мама звала меня пишо, «кошка», а двоюродные братья и сестры прозвали лачи, что по-пуштунски значит «кардамон». Вообще, смуглых у нас частенько называют бледнолицыми, а коротышек – высокими. Такое уж у нас оригинальное чувство юмора. Отца в семье звали хайста дада, что означает «красавец».