Прошел май, и воспоминание о Феликсe затянулось. Отмeчаю сам для себя ровный ритм этой фразы: банальную повeствовательность первых двух слов и затeм — длинный вздох идиотического удовлетворения. Любителям сенсаций я однако укажу на то, что затягивается, собственно говоря, не воспоминание, а рана. Но это — так, между прочим, безотносительно. Еще отмeчу, что мнe теперь как то легче пишется, рассказ мой тронулся: я уже попал на тот автобус, о котором упоминалось в началe, и eду не стоя, а сидя, со всeми удобствами, у окна. Так по утрам я eздил в контору, покамeст не приобрeл автомобиля.

Ему в то лeто пришлось малость пошевелиться, — да, я увлекся этой блестящей синей игрушкой. Мы с женой часто закатывались на весь день за город. Обыкновенно забирали с собой Ардалиона, добродушного и бездарного художника, двоюродного брата жены. По моим соображениям, он был бeден, как воробей: если кто-либо и заказывал ему свой портрет, то из милости, а не то — по слабости воли (Ардалион бывал невыносимо настойчив). У меня, и вeроятно у Лиды, он брал взаймы по полтиннику, по маркe, — и уж конечно норовил у нас пообeдать. За комнату он не платил мeсяцами или платил мертвой натурой, — какими-нибудь квадратными яблоками, рассыпанными по косой скатерти, или малиновой сиренью в набокой вазe с бликом. Его хозяйка обрамляла все это на свой счет; ее столовая походила на картинную выставку. Питался он в русском кабачкe, который когда-то «раздраконил»: был он москвич и любил слова этакие густые, с искрой, с пошлeйшей московской прищуринкой. И вот, несмотря на свою нищету, он каким-то образом ухитрился приобрeсти небольшой участок в трех часах eзды от Берлина, — вeрнeе, внес первые сто марок, будущие взносы его не беспокоили, ни гроша больше он не собирался выложить, считая, что эта полоса земли оплодотворена первым его платежом и уже принадлежит ему на вeки вeчные. Полоса была длиной в двe с половиной теннисных площадки и упиралась в маленькое миловидное озеро. На ней росли двe неразлучные березы (или четыре, если считать их отражения), нeсколько кустов крушины, да поодаль пяток сосен, а еще дальше в тыл — немного вереска: дань окрестного лeса. Участок не был огорожен, — на это не хватило средств; Ардалион по-моему ждал, чтобы огородились оба смежных участка, автоматически узаконив предeлы его владeний и дав ему даровой частокол; но эти сосeдние полосы еще не были проданы, — вообще продажа шла туго в данном мeстe: сыро, комары, очень далеко от деревни, а дороги к шоссе еще нeт, и когда ее проложат неизвeстно.

Первый раз мы побывали там (поддавшись восторженным уговорам Ардалиона) в серединe июня. Помню, воскресным утром мы заeхали за ним, я стал трубить, глядя на его окно. Окно спало крeпко. Лида сдeлала рупор из рук и крикнула: «Ардалио-ша!» Яростно метнулась штора в одном из нижних окон, над вывeской пивной, вид которой почему-то наводил меня на мысль, что Ардалион там задолжал немало, — метнулась, говорю я, штора, и сердито выглянул какой-то старый бисмарк в халатe.

Оставив Лиду в отдрожавшем автомобилe, я пошел поднимать Ардалиона. Он спал. Он спал в купальном костюмe. Выкатившись из постели, он молча и быстро надeл тапочки, натянул на купальное трико фланелевые штаны и синюю рубашку, захватил портфель с подозрительным вздутием, и мы спустились. Торжественно сонное выражение мало красило его толстоносое лицо. Он был посажен сзади, на тещино мeсто.

Я дороги не знал. Он говорил, что знает ее, как «Отче Наш». Едва выeхав из Берлина, мы стали плутать. В дальнeйшем пришлось справляться: останавливались, спрашивали и потом поворачивали посреди невeдомой деревни; маневрируя, наeзжали задними колесами на кур; я не без раздражения сильно раскручивал руль, выпрямляя его, и, дернувшись, мы устремлялись дальше.

«Узнаю мои владeния! — воскликнул Ардалион, когда около полудня мы проeхали Кенигсдорф и попали на знакомое ему шоссе. — Я вам укажу, гдe свернуть. Привeт, привeт, столeтние деревья!»

«Ардалиончик, не валяй дурака», — мирно сказала Лида.

По сторонам шоссе тянулись бугристые пустыни, вереск и песок, кое-гдe мелкие сосенки. Потом все это немножко пригладилось — поле как поле, и за ним темная опушка лeса. Ардалион захлопотал снова. На краю шоссе, справа, вырос ярко-желтый столб, и в этом мeстe от шоссе исходила под прямым углом едва замeтная дорога, призрак старой дороги, почти сразу выдыхающейся в хвощах и диком овсe.

«Сворачивайте», — важно сказал Ардалион и, невольно крякнув, навалился на меня, ибо я затормозил.

Ты улыбнулся, читатель. В самом дeлe — почему бы и не улыбнуться: приятный лeтний день, мирный пейзаж, добродушный дурак-художник, придорожный столб. О, этот желтый столб… Поставленный дeльцом, продающим земельные участки, торчащий в ярком одиночествe, блудный брат других охряных столбов, которые в семи верстах отсюда, поближе к деревнe Вальдау, стояли на стражe болeе дорогих и соблазнительных десятин, — он, этот одинокий столб, превратился для меня впослeдствии в навязчивую идею. Отчетливо-желтый среди размазанной природы, он вырастал в моих снах. Мои видeния по нем ориентировались. Всe мысли мои возвращались к нему. Он сиял вeрным огнем во мракe моих предположений. Мнe теперь кажется, что увидeв его впервые я как бы его узнал: он мнe был знаком по будущему. Быть может, я ошибаюсь, быть может я взглянул на него равнодушно и только думал о том, чтобы сворачивая не задeть его крылом автомобиля, — но все равно: теперь, вспоминая его, не могу отдeлить это первое знакомство с ним от его созрeвшего образа.

Дорога, как я уже сказал, затерялась, стерлась; автомобиль недовольно заскрипeл, прыгая на кочках; я застопорил и пожал плечами.

Лида сказала: «Знаешь, Ардалиоша, мы лучше поeдем прямо по шоссе в Вальдау, — ты говорил, там большое озеро, кафе».

«Ни в коем случаe, — взволнованно возразил Ардалион. — Во-первых, там кафе только проектируется, а, во-вторых, у меня тоже есть озеро. Будьте любезны, дорогой, — обратился он ко мнe, — двиньте дальше вашу машину, не пожалeете».

Впереди, шагах в трехстах, начинался сосновый бор. Я посмотрeл туда и, клянусь, почувствовал, что все это уже знаю! Да, теперь я вспомнил ясно: конечно, было у меня такое чувство, я его не выдумал задним числом, и этот желтый столб… он многозначительно на меня посмотрeл, когда я оглянулся, — и как будто сказал мнe: я тут, я к твоим услугам, — и стволы сосен впереди, словно обтянутые красноватой змeиной кожей, и мохнатая зелень их хвои, которую против шерсти гладил вeтер, и голая береза на опушкe… почему голая? вeдь это еще не зима, — зима была еще далеко, — стоял мягкий, почти безоблачный день, тянули «зе-зе-зе», срываясь, заики-кузнечики… да, все это было полно значения, все это было недаром…

«Куда, собственно, прикажете двинуться? Я дороги не вижу».

«Нечего миндальничать, — сказал Ардалион. — Жарьте, дорогуша. Ну да, прямо. Вон туда, к тому просвeту. Вполнe можно пробиться. А там уж лeсом недалеко».

«Может быть, выйдем и пойдем пeшком», — предложила Лида.

«Ты права, — сказал я, — кому придет в голову украсть новенький автомобиль».

«Да, это опасно, — тотчас согласилась она, — тогда, может быть вы вдвоем (Ардалион застонал), он тебe покажет свое имeние, а я вас здeсь подожду, а потом поeдем в Вальдау, выкупаемся, посидим в кафе».