семью. К тому же поселенцы освобождались от отбывания рекрутской повинности в течение десяти наборов, и навсегда от подушных податей. Лишь по истечении двадцати лет, предусматривали правила, поселенцы будут обязаны платить государству поземельную подать, которая к тому времени будет установлена.

Крестьяне-переселенцы слушали внимательно, заинтересованно, и одобрительно кивали головами столь привлекательным правилам Удельного ведомства. Однако Степан имел несколько иное мнение и осмелился его высказать, чувствуя молчаливую поддержку жены:

— Земли далекие, неизведанные, да и переезд в копеечку выйдет. Дело сомнительное… Вон и сейчас не много охотников перебраться туда находится.

Господин Маковский согласно кивнул и продолжил, давая понять, что главное еще впереди:

— Для скорейшей колонизации южной части русского побережья Японского моря у Удельного ведомства родилась новая идея. Доверенное лицо Удельного ведомства Фуругельм, брат капитан-лейтенанта Фуругельма, командира транспорта «Князь Меньшиков», первым обследовавшего эти берега еще в пятьдесят четвертом году, отправился в Приморье и выбрал для начального заселения остров Казакевича, который с семьдесят первого года стал называться Русским. И район побережья от реки Майхэ, что впадает в Уссурийский залив, на юг до залива Америка, названного так экипажем русского парохода-корвета «Америка», открывшего его в пятьдесят девятом году. Всего Фуругельмом было выбрано для заселения около полумиллиона десятин. Удельное ведомство отводило переселенцам по пятьдесят десятин земли на семью. И льготы предусматривались большие. В первые двадцать четыре года подати с них не взыскивались, а по истечении этого срока устанавливалась арендная плата в пятьдесят копеек за десятину. Если семья бралась обрабатывать больший участок земли, то бога ради, и оброк устанавливался за площадь, превышающую пятьдесят десятин. Однако и требования выдвигались, чтобы на представленном участке колонисты в течение первых же двух лет построили дом и распахали пашню.

— Я слышал, иностранцы охотнее брались колонизовать южное Приморье, чем русские и малороссы. Видимо, деловая жилка в них больше развита. Как у них, получается? — поинтересовался пожилой чиновник народного образования, с семьей направляющийся к новому месту службы.

— Как сказать… Вот, к примеру в шестьдесят восьмом году из Финляндии на пароходе «Александр II» в бухту Находка, что в заливе Америка, прибыли сто шестнадцать человек — компания была пестрая — фельдшеры, фотографы, колбасники, кирпичники… Здесь располагалась фактория Удельного ведомства, и люди надеялись найти землю обетованную и кущи райские. Но климат оказался непривычным — холодная бесснежная зима, промозглые сырые весна и лето, вековая дремучая тайга, никогда не паханые земли в распадках горных рек… Впрочем, нет. Сучанская долина — одно из лучших мест для земледелия в крае. Как бы то ни было, навыков к крестьянскому труду финны не имели, поэтому их затея провалилась и через год-полтора колония распалась, а колонисты разбежалась кто куда. Частью они, впрочем, осели во Владивостоке, ремеслами занялись, торговлюшкой. Но с тех пор и до начала восьмидесятых годов морем новые переселенцы в Приморскую область не прибывали. Заглохло и переселение сушей. От двух до трех лет на телегах через всю Сибирь бездорожьем — невыносимый, трудный, мучительный, голодный путь. И одолеть его удавалось далеко не каждому крепкому взрослому человеку, а уж детям и подавно. К тому же неудачники, что не смогли осилить дикую природу и утвердиться на новых местах, вернувшись в родную деревню, такое рассказывали о тяготах в пути, невыносимых лишениях, падеже скота, нетронутой целине, вековой тайге, редких и весьма малочисленных поселениях, беглых каторжанах, грабивших всех на дорогах Сибири, что даже задавленные нуждой и безземельем крестьяне перенаселенных центральных губерний России и Малороссии не рисковали пытать счастья. Между тем дальневосточные богатства привлекали внимание англичан, французов, американцев, немцев, да и Китай энергично принялся заселять прежде безлюдные пограничные с нами просторы Северной Маньчжурии. Все это создавало большую опасность для владений России на Дальнем Востоке. Вон, в семьдесят восьмом году английский военный корабль пренаглейше вторгся в бухту Золотой Рог, а после требований наших военных властей покинуть ее, перебрался в соседнюю бухту Диомид. Там англичане даже высадили на берег военный десант! Хорошо, до стрельбы дело не дошло, наши солдаты срочной службы кулаками и пинками согнали англичан в воду, и они убрались восвояси.

Здесь солдаты дружно засмеялись, а их бравый командир воинственно подкрутил правый рыжий ус и, словно после одержанной крупной победы, принялся закуривать папиросу.

— Но военных сил на Дальнем Востоке у нас было явно мало, — развел руками господин Маковский, — и поэтому крайне опасно зависеть от Европейской России — пока оттуда получишь подкрепление, блокируй неприятель Владивосток с моря или, не дай бог, высади он десант на суше. Словом, сама жизнь настоятельно требовала широкого привлечения людей на далекую нашу окраину и скорейшего создания здесь даже и не форпостов военных, а обжитых многочисленных населенных пунктов с обильным населением и развитой промышленностью. Вот тогда-то генерал-губернатор Восточной Сибири Анучин и предложил заселять ЮжноУссурийский край морским путем. Генерал Анучин был опытным администратором, хорошо знал пути к видным сановникам, наделенным правом принимать государственные решения, умел должным образом подать необходимые факты, да и императором Александром II был принимаем. И вот, первого июня восемьдесят второго года Государственный Совет вынес нужное решение. Принятию этого решения способствовало то, что с семьдесят девятого года из Одессы на Сахалин-остров пароходами регулярно доставляли партии ссыльнокаторжных, а еще через год из Кронштадта во Владивосток на пароходе добровольного флота «Россия» была доставлена тысяча с лишком человек солдат.

— Конечно, хоть морем и боязно, но гораздо быстрее. Два месяца — это не два-три года. Там проешься, пообносишься, да и коня, быков погубишь, пока до места доберешься, — дружно поддержали генерала Анучина мужики-переселенцы.

— И детей жалко, — вторили им жены.

— Однако же родные избы, скот, землю продали, нажитое бросили, с собой и взяли-то самую малость, а как на новом месте удастся устроиться, только Богу ведомо… — не соглашались некоторые.

— Генерал Анучин настолько был заинтересован в заселении земель окраинных, что сумел провести через Государственный Совет положение о том, что переселение морским путем должно осуществляться за казенный счет. Он доказал сановникам, что побудительных мотивов для переселения в такую даль у крестьян внутренних губерний существует предостаточно — и громадная скученность населения, и безземелье, и низкая урожайность. Но все же русский мужик крайне неповоротлив, да и моря боится изрядно. Словом, ему нужны были веские, ощутимые льготы для переезда. И в восемьдесят втором году был принят закон о переселении. Крестьянам центральных губерний России и Малороссии, ежели кто надумает, было предложено на казенный счет послать своих гонцов для выбора земель. Во Владивостоке Удельным ведомством было создано переселенческое управление, которое построило бараки для жилья переселенцам