Леньке було не впервой иметь дело с гранатометом, потому как в самом конце девяносто девятого в составе полка подольского ОМОНа он зачищал чеченов под Аргуном. Тогда пришлось жарковато, хоть и зима стояла студеная, но именно в том далеком декабре он и наладил близкое знакомство и с «калашом», и с гранатометом, и первой кровушки нюхнул. Слава богу, чужой, не своей. Судьба хранила Леньку — он за год без малого чеченской службы ни разу не целовался с пулей… Дембельнувшись, вернулся в родной Подольск, покрутился, покрутился, проел-пропил боевые да и пристроился в местный Комимпэкс-банк охранником. А потом оказалось, что этот банк держали Савостя и Гурьян, известные в Подольске рэкетиры. Когда на банк круто наехали какие-то наглые гастролеры из Воронежа и Ленька двух самых дерзких положил из своего «газовика», переделанного под стрельбу 9-милиметровыми боевыми патронами, Савостя приехал его поблагодарить да и предложил перейти к нему под крыло — личным телохранителем. И Лихач, не долго думая, согласился. Там, в бригаде Савости, он и познакомился с Петей Кравцовым, по кличке Краб, который выполнял особые поручения шефа. А после пары выездов на «полевые работы» — то есть бабки выбить с должников или учинить разборку с непокорными конкурентами, — и вовсе с Петюней скорешился. Правда, ненадолго: прошлым летом химкинские замочили Савостю в Митино, и савостинская братва, дабы не усугублять ситуацию, рассеялась кто куда. И тут-то Краб предложил Леньке заняться самостоятельным «малым бизнесом» — то есть, попросту говоря, выполнять разовые заказы. Так они стали наемными стрелками.

Краб, имея обширные связи в бандитской среде, вел переговоры и заключал контракты, а Лихач, с его немалым боевым опытом, готовил и выполнял операции. Недавнюю, на Ленинградке, он полностью прописал — то есть, конечно, Краб от заказчика получил все инструкции или, как Петька выразился, «рамочку нарисовал», а уж все детали и конкретику в эту рамочку вписал лично Леня. Именно он посоветовал Крабу потребовать у заказчика, чтобы тот обеспечил их особым, несерийным гранатометом «Пчела». И не ошибся: новехонькая игрушка сработала надежно. Ленька часто вспоминал, как тогда на Ленинградке подскочил ужаленный «пчелками» серебристый «лексус», а задним и «форд-экспедишн». Баб-бах! — и, словно фашистские танки в кино про Отечественную войну, заполыхали две щегольские иномарки… И сегодня он мог тот черный «мерседес» раздолбать к едреной матери, но Краб почему-то запретил…

Это как раз сейчас Леньку более всего и заботило.

— Как бы клиент не воскрес — тогда сам знаешь, что с нами будет, — хмуро пробубнил он. — Заказчик сурово спросит! Мало того, что гонорар потребует вернуть, так еще и за жопу возьмет. Помнишь, как Савостя наказывал?

— Не боись, — отрезал Краб сухо. — Все путем. — И добавил раздумчиво: — Приказа мочить клиента не было. Пугнуть надо было — и все.

— А бабки? — не унимался Ленька. — У него же в портфеле бабки были…

— О том портфельчике ты не горюй, — осклабился Краб. — На твоем веку таких портфельчиков еще хватит…

Петька отошел к толстой, поросшей мхом березе, и встал к Леньке спиной — точно отлить собрался. Он осторожно откинул полу куртки. Рука невидимым легким движением скользнула за пазуху и тотчас выпрыгнула назад. Тусклый лучик заходящего солнца скользнул по короткоствольному пистолетику. Краб постоял еще у березы, держа перед ширинкой руку с зажатым пистолетиком, так чтобы Ленька ничего не заметил, потом вдруг резко развернулся и направил ствол на напарника.

Лихач вздрогнул и, еще не веря своим глазам — или не желая признаться самому себе, что поверил, — выдохнул:

— Ты че, Краб, охренел? Откуда у тебя этот… — У него сорвался голос, глаза широко раскрылись — то ли от удивления, то ли от ужаса.

Петька медленно приближался к Леньке, не сводя с него колючего взгляда, и молчал. Лихач облизнул пересохшие губы и попытался что-то еще сказать, но из глотки только вырвалось тихое сипение. И тут Краб нажал на спуск — короткий ствол сердито кашлянул, выплюнув огненную харкотину, потом кашлянул еще раз и еще. Ленька зашатался, судорожно схватился обеими руками за грудь и, тихо мыча, повалился лицом на траву. Он дернулся пару раз всем телом и засучил ногами, точно силился подползти к своему убийце. Краб подошел к лежащему на траве напарнику вплотную и выпустил ему в затылок еще одну пулю.

— Ну вот тебе и контрольный выстрел, — зло пробурчав Петька и длинно, витиевато выматерился.

Он аккуратно протер рукоятку пистолета мятым, не первой свежести носовым платком и бросил еще теплое оружие рядом с убитым. Потом достал мобильник из кармана и набрал номер.

— Это я, — мрачно процедил он, дождавшись ответа. — Да. Все в порядке. Дело сделано. — Он мазнул взглядом по бездыханному телу. — Хвост обрублен. Где я? Да в лесочке, недалеко от МКАД… В Лобню? Прямо сейчас? Понял. Выдвигаюсь…

Краб в последний раз глянул на убитого напарника и, вздохнув, рысцой побежал к «шкоде». Из багажника он достал брезент, вернулся к убитому и торопливо прикрыл тело. Потом снова рванул к машине, сел за руль, врубил зажигание и, оглянувшись, дал задний ход.

Ему совсем не хотелось убивать Лихача — вовсе не потому, что он испытывал теплые чувства к своему приятелю и подельнику. Просто это было как-то не по-людски. Взять и ни с того ни с сего замочить парня, с которым у тебя не то что дружба, но какие-никакие приятельские отношения установились, с которым вместе не раз по острию бритвы ходил… И вообще неправильно это… Но делать нечего — приказ есть приказ.

Когда он в первый раз встретился с заказчиком на его даче в Кратово, тот сразу его предупредил, что дело предстоит серьезное и что ему, χο есть Крабу, придется пойти «на определенные жертвы» — так он и выразился. А Петя Кравцов тогда не вполне усек, что бы это значило, а уж когда они с Максимом Петровичем — так звали заказчика — встретились во второй раз, ему уже напрямик было заявлено о «финальном пункте» операции. «Мне тебя верные люди рекомендовали, — заметил тогда Максим Петрович, — сказали, что ты парень опытный и надежный, не подведешь, умеешь рот на замке держать. Но вот про того, второго, которого ты сам себе в подмогу выбрал, мне ничего не известно. Мне его никто не рекомендовал. Так что ты за него несешь полную ответственность. И я тебе советую, для общей же пользы, от него избавиться сразу после дела. Он — ненужный свидетель. Да и тебе делиться с ним не придется!»

«Ненужный свидетель…» Вспоминая тот разговор, Петька скривился, точно сжевал пучок молодого щавеля. «Делиться не надо…» Так он бы и так делиться не стал. Ведь он собирался получить не пятьдесят штук зеленых, как он набрехал Леньке, зная заранее о его печальной судьбине, а сумму аж вчетверо большую… Двести тонн! Но мысль, что ему не надо теперь делить двести тысяч баксов с Ленькой, душу не грела. И спокойствия не добавила.

Петька должен был, бросив эту «фелицию» в Лобне, как ему только что велел заказчик, на своих двоих, на рейсовых автобусах, добраться до Москвы, а потом, совсем затемно, на электричке доехать до Кратово и прийти на дачу за бабками.

Но как раз это и тревожило теперь Краба. А вдруг и с ним решат расправиться так же, как он только что расправился с Лихачом? Ведь для них он тоже нежелательный свидетель, которого на всякий случай неплохо бы убрать. Глупо, что он об этом подумал только теперь, а не раньше… Вот и с этой Лобней какая-то лажа. Поначалу ведь Максим Петрович наказал ему ехать в Мытищи и там залечь на пару деньков. А тут вдруг — Лобня… С чего бы это?