Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне? – пискнула Дани.
Маркиз кивнул и снова окинул ее взглядом. И в тот же миг Дани вдруг почувствовала: ее оценили – и нашли совершенно недостойной внимания. Как ни странно, но это причинило ей боль. Да-да, черт возьми, боль!
Дани со вздохом потупилась, а маркиз медленно и отчетливо проговорил:
– У меня есть связи, которые меня защитят. Следовательно, если нас поймают, то только вам может грозить виселица.
– Я должна рисковать всем, чтобы осчастливить вас?
– Риск для вас будет гораздо больше, если вы не сделаете этого.
Дани молчала, не зная, что ответить, и маркиз вновь заговорил:
– Так как же? Каков ваш ответ? Вы участвуете в моем плане? Или я проведу весь завтрашний день, беседуя с каждым из тех отцов, чьи дочери недавно сбежали? – Как бы в подтверждение своих слов он вытащил несколько газет из кармана сюртука.
Дани по-прежнему молчала, а ком, образовавшийся у нее в желудке, стал словно свинцовым. Доказательств у маркиза, конечно, не было, но даже слухов достаточно, чтобы раскрылись ее тайны, и тогда… Тогда о браке с графом придется забыть, а карьера отца будет уничтожена. Но можно ли принести в жертву этому злодею будущее одной несчастной девушки, чтобы спасти собственного отца, спасти своих будущих клиентов и саму себя? Какое зло – наименьшее?
Снова взглянув в холодные глаза маркиза, Дани почувствовала себя совершенно беспомощной. Наверное, следовало сказать ему, что она тоже богатая наследница и искать никого не нужно, но Дани не собиралась становиться мученицей. Она не пожелала бы этого монстра ни одной женщине и, уж конечно, не себе.
Вложив в свои слова всю накопившуюся ненависть, она выпалила:
– Неудивительно, что вас называют «Зверем»!
Глаза маркиза полыхнули зеленым огнем, и он сжал кулаки. На мгновение Дани испугалась, решив, что ей грозит физическая расправа, но он внезапно отвернулся и проговорил:
– Я вижу, вам нелегко принять решение. Что ж, у вас есть время до завтра, ровно до десяти часов, а затем я начну наносить визиты.
Уходя, он швырнул газеты на прилавок, и тотчас же звон колокольчика эхом прокатился по книжной лавке. Сквозь стекло витрины Дани наблюдала за его исчезающей фигурой. Затем ее взгляд упал на газету на прилавке, и она со вздохом прошептала:
– Что же мне делать?
Старшие сестры, тщеславные
и беспечные,
Глядели с завистью и презрением,
Надменно вверх задирали носы,
Платья, развлечения, моды —
вот их заботы.
«Красавица и Зверь»
Маркус глядел на крепкую дубовую дверь отцовского кабинета, мечтая оказаться где угодно, только не здесь. Он держался подальше сколько мог, но отец был так же настойчив, как и неумолим. Маркус ждал – набирался мужества для встречи с человеком, превратившим его жизнь в ад с момента рождения. Он перебрал все возможности, но так и не смог понять, для чего отец позвал его. Наконец он поднял слегка дрожавшую руку и прижал ее к нагрудному карману, где лежало письмо, вызвавшее его домой. Хруст пергамента в зловещей тишине, нарушаемой только тиканьем часов и осторожными шагами слуг, избегавших хозяина, показался ему оглушительным.
Наконец, не в силах больше тянуть, маркиз снова поднял руку и постучал в дверь костяшками пальцев. Стук эхом прокатился по всему коридору, и незапертая дверь отворилась на хорошо смазанных петлях. Из глубины комнаты исходил застарелый запах бренди, и Маркус невольно вздрогнул – напряжение казалось осязаемым.
Собравшись с духом, Маркус шагнул через порог и вошел в тускло освещенный кабинет, окна которого были плотно прикрыты темными шторами. В массивном мраморном камине пылал огонь, а каменные горгульи, словно ожившие слуги ада, охраняли зев камина; лица же их были отчасти скрыты тенью.
Свирепые черты отца, также скрытые тенью, были испещрены отметинами многолетней невоздержанности. Породивший его человек был хорошо известен жестокостью по отношению к своим противникам. В том числе – собственному сыну.
– Закрой дверь. – Эти слова пронзили воздух словно пули.
Маркус не хотел, чтобы слуги подслушивали, поэтому мгновенно подчинился. Тем не менее он уже не был маленьким мальчиком, боявшимся этого человека. Он провел двадцать один год, делая все возможное, чтобы угодить этому монстру, но больше терпеть не собирался. Приблизившись к отцу, сидевшему за письменным столом, он молча остановился.
– Сядь.
Маркус остался стоять. Ему были известны все отцовские уловки. И будь он проклят, если шагнет прямо в расставленную ловушку.
Отец нахмурился и, стиснув зубы, поднялся на ноги, пытаясь напугать его своими габаритами, как делал, когда Маркус был мальчишкой. Маркус же с удовлетворением отметил, что теперь он стал на несколько дюймов выше отца. Более того, он уловил то мгновение, когда отец тоже это понял.
Внезапно глаза отца сверкнули едва сдерживаемым гневом, и он проговорил:
– Ты женишься в этом году.
Ошеломленный прогремевшим заявлением, Маркус молчал, стараясь понять, что все это значило. Губы же отца кривились в лукавой ухмылке. Будь он проклят! Как он узнал о том, что Маркус пообещал себе, когда был мальчишкой? Той холодной ночью, лежа в крови и в слезах в башне Флитвуд-мэнора, их семейного особняка, он поклялся, что никогда не женится. Поклялся, что не продолжит род, которым так дорожил отец. Дорожил больше всего, даже больше, чем благополучием сына. Все эти годы, проведенные в аду, Маркус знал, что выживет, что переживет издевательства и побои, потому что он – бесценный преемник, который унаследует титул и понесет его в будущее. Поэтому самой лучшей местью был бы отказ от брака. Да, он решил лишить отца законных наследников, о которых тот мечтал.
– Не стану. – Маркус твердо встретил взгляд отца, так похожий на его собственный.
Отец кивнул с презрительной гримасой. Его следующие слова подтвердили подозрения Маркуса.
– Я так и думал. Мне не нравится твое неповиновение.
Маркус молчал, с вызовом глядя на отца.
– Это ты из-за своей уродливой рожи? Что ж, любая приличная девушка грохнется в обморок, лишь взглянув на тебя, – глумился породивший его человек.
Сжав кулаки, Маркус удержался от желания дотронуться до шрамов, пересекавших его лицо. До шрамов, нанесенных его отцом.
– Не беспокойся. Я уже нашел тебе партию. Девчонка, правда, немного молода, но так ее легче приструнить.
Маркус не отвечал на эти грубые слова. Он благодарил небо, что обрел законное право отклонить требование отца.
– Нет, – заявил он.
Короткий запал отцовского терпения догорел, вызвав взрыв. Сперва он застал Маркуса врасплох, опрокинув его на стеклянный столик. Острая мучительная боль пронзила спину, когда он упал на осколки стекла. Тяжело дыша, он старался побыстрее подняться. Багровая кровь капала из носа и губы. «Нужно было приготовиться, – говорил он себе. – Раньше я лучше предугадывал его пьяное бешенство».