меня помещали в гетто феминизма, я хочу быть свободной и хочу быть противоречивой. Я всегда считала, что богатство человека заключается в том, чтобы быть противоречивым. Именно поэтому я никогда не вступала и не вступлю ни в какую политическую партию с ее строгой генеральной линией и очень четкой позицией по всем вопросам.

— Что вы думаете о дискуссии, которая стала возможной благодаря движению   #MeToo ?

— Я не уважаю движение, основанное на доносах. Я предпочитаю доверять правосудию, я ненавижу, когда пресса занимается линчеванием, не имея на руках доказательств.

Отсутствие веры в правосудие — это конец демократии. Пресса не может играть роль суда — это очень опасно, здесь заканчивается свобода и начинается мракобесие, диктат гетто.

Все это порождает страх быть исключенным из общества. А вы представляете, что можно делать с людьми, охваченными страхом, — ужасные вещи. Вспомните хотя бы время маккартизма в США, тогда все жили в страхе, все обвиняли всех, сейчас мы называем этот период истории черным. Часто такие движения начинались именно в Америке.

Из интервью Фанни Ардан на Медузе. Целую эти буквы

В истории с Гогеном, которого обличают в связях с малолетними полинезийскими девочками, не так важно, предлагается или не предлагается немедленно проклясть художника. Это дело наживное. Сегодня не предлагается, завтра предложат. Хуже другое. Прошлое смешивается с современностью, искусство с жизнью, музейная культура теряет экстерриториальность, в неё можно зайти с мерками улицы и влезать своей ногой в старый башмачок, а она, блять, не лезет. Конечно, башмачок виноват, а кто же ещё? - ногу ведь не на помойке нашли, она элегантную белую кроссовку помнит. Башмачок отставят в сторону или продолжат над ним энергичные опыты, или спрячут в чулан от греха подальше, и это ещё лучший вариант, а то придёт паренёк с молотком и так по нему вдарит, что он разлетится на множество частиц, потом не соберёшь. Правдоискатели, которые время от времени ранят многострадальную картину Репина, возникают не сами по себе, а из общественного дискурса, к сожалению.

Тут общественность выводит на чистую воду Гогена (ссылка будет в первом коменте): мол, спал позорник с малолетними полинезийскими девочками. Это все потому, что Гоген на слуху, Гогена, может, даже видели, а вообще таких примеров тьмы и тьмы и тьмы, вся мировая культура из них состоит. Я бы начал с родных осин, с пушкинской няни - она, не чуя беды, которая случится с нею в веках, бахвалилась, рассказывая о своём замужестве:

«Да как же ты венчалась, няня?»

— Так, видно, Бог велел. Мой Ваня

Моложе был меня, мой свет,

А было мне тринадцать лет».

Надо сказать, что и по тем временам няня фестивалила: девушка могла вступить в брак с тринадцати лет, а юноша - с пятнадцати. Про сегодняшнюю мораль умолчим. Так что няня только притворялась доброй старушкой, а вообще-то учинила гнусный харассмент. Загоним ее тапкой под диван вместе с кружкой. Сердцу станет веселей.

Из последних новостей. «В Министерстве обороны России заявили о том, что в армии нет примеров мужеложства. Таким образом там ответили на запрос «Новой газеты», в котором говорилось о том, что расстрелявший сослуживцев в Забайкалье рядовой Рамиль Шамсутдинов объяснил свой поступок угрозами «опустить» его. Выдержки из ответа референта Главного военно-политического управления Минобороны Рустема Клупова газета опубликовала на своем сайте.

«В Российской армии нет примеров мужеложства — это традиция, проверенная годами», — отметил Клупов».

Во всем заметно полное незнанье своей страны, обычаев и лиц, встречаемое только у девиц - говорил в подобных случаях А.К. Толстой. Он, кстати, один из авторов Козьмы Пруткова, у которого есть такие известные всем стихи: «Кто не брезгает солдатской задницей, тому и фланговый служит племянницей». Советская власть тут мало что изменила. Картина Дейнеки «После боя» написана три четверти века назад.

Подруга тут интересуется, как между собой говорят министр культуры и члены не чуждого ему военно-исторического общества, на каком языке. Пишет, хотелось бы послушать. А чего тут слушать? Все описано Достоевским в Дневнике писателя ещё 150 лет назад.

«Язык этот уже спокон веку отыскан и принят во всей Руси.

Это просто-запросто название одного нелексиконного существительного, так что весь этот язык состоит из одного только слова, чрезвычайно удобно произносимого.

Однажды в воскресение, уже к ночи, мне пришлось пройти шагов с пятнадцать рядом с толпой шестерых пьяных мастеровых, и я вдруг убедился, что можно выразить все мысли, ощущения и даже целые глубокие рассуждения одним лишь названием этого существительного, до крайности к тому же немногосложного.

Вот один парень резко и энергически произносит это существительное, чтобы выразить об чем-то, об чем раньше у них общая речь зашла, свое самое презрительное отрицание.

Другой в ответ ему повторяет это же самое существительное, но совсем уже в другом тоне и смысле — именно в смысле полного сомнения в правдивости отрицания первого парня.

Третий вдруг приходит в негодование против первого парня, резко и азартно ввязывается в разговор и кричит ему то же самое существительное, но в смысле уже брани и ругательства.

Тут ввязывается