животе, о которых так любят писать в женских романчиках. Я подписала себе приговор. Потому что на момент нашей первой встречи я уже была влюблена в него.

— Пойдём в кино? — он улыбнулся, как мне тогда показалось, чуть смущённо.

— Пойдём, — кивнула я и пошла за ним. Чёрт побери, в тот момент я была готова идти за ним куда угодно, хоть на край света!

Кино — я даже не помню, что это было. Комедия? Мелодрама? Или голливудский боевик? Мы сидели в середине зала на соседних местах и просто смотрели фильм: от начала до конца, не переговариваясь, не обращая друг на друга внимание. Не так, как это обычно бывает на первых свиданиях (да и было ли это свиданием?): никаких попыток дотронуться, прикоснуться, обнять.

Сеанс окончился почти в полночь. Мы с большим трудом нашли в торговом центре кафе, в котором смогли поужинать. Ожидая заказ, разговаривали — так, будто знакомы уже тысячу лет. Невольно я сравнивала тот образ в голове и реальность — и Паша не разочаровывал. Я оказывалась права; с каждой минутой общения фантом, плод фантазий, обретал черты реального человека, сливался со своим носителем, впитывался в него.

Я спросила, пошутил ли он, когда выбрала себе три глупых желания. Он ответил, что говорил серьёзно.

Паша расплатился за нас двоих и повёл меня на нулевой этаж, где раскинулся огромный супермаркет.

— Бери всё, на что взгляд упадёт, — сказал он, кидая в продуктовую тележку гору сладостей: шоколад, конфеты, батончики… Затем, у холодильников, добавил ко всему несколько больших вёдер «Баскин Робинс» — для меня неслыханное дело! Он просто брал всё, на что падал его взгляд — рожки, фруктовый лёд, пломбир и брикеты. Я скромно выбрала свой любимый рожок с варёной сгущёнкой.

Пожалуй, впервые за встречу я недоумевала: как можно потратить четыре тысячи на сладости? Кассир, молодой парень, отбивая товар, искоса поглядывал на нас с подозрением. И я разделяла его чувства.

— Я просто сладкоежка, — пожал Паша плечами, когда мы шли к его дому. Забавно — ведь припарковалась я как раз возле него. В кои-то веки моя нелюбовь к парковкам торговых центров сыграла со мной счастливую игру. — Выбирай всё, что хочешь, — он раскрыл мне пакет.

И знаете, что я сделала?

Вытащила из него свой рожок.

Мы разошлись — так же естественно, как и встретились. Он — за шлагбаум парковки, к лестнице, ведущей к подъезду. Я — в своё старое праворульное купе и всю дорогу домой улыбалась от счастья.

Улыбалась я и утром, стоя в пробке на полпути к офису. В офисе — наливая себе кофе, штудируя документы и готовя позиции. В суде — озвучивая возражение, защищая интересы клиента, слушая оглашение решения, вынесенного не в мою пользу. Я проиграла — и я улыбалась.

«До скольки ты работаешь»? — это сообщение было первым за день.

«До шести» — мои пальцы отчего-то дрожали.

«Пошли вечером в кино? Я заеду за тобой?»

«Пошли, но давай приеду я. Мне так будет удобнее»» — может быть глупо, но, заедь он за мной, я чувствовала бы себя зависимо. А так… я могла уехать в любой момент.

Как я дожила до вечера, не знаю. Время шло так медленно! Будто специально издевалось надо мной, стараясь затянуть ожидание. Я была готова ко встрече ещё за час до неё: просто сидела на кухне и гипнотизировала экран телефона. Марина, готовящая ужин, то и дело опасливо поглядывала на меня.

— С тобой всё хорошо, Юль?

— Ага, — отмахнулась я. Даже Марине, от которой ранее у меня не было секретов, я не сказала о том, что общаюсь с Пашей. Я хранила этот секрет, не посвящая в него никого; эта тайна оказалась настолько сладкой, что я даже боялась — вдруг она когда-нибудь исчезнет? Вдруг все узнают?

И вот он — час Х. На город опустился вечерний сумрак, повалил крупными хлопьями снег. Фары моей машины высвечивали небольшое пятно пространства впереди, за красно-белым шлагбаумом; играла музыка, приятно басил сабвуфер; я крепко сжимала руль, вглядываясь в сторону лестницы. Наконец, я заметила Пашу. Его тёмная фигура медленно приближалась, давая мне возможность собраться из растёкшегося желе.

— Привет, — сказали мы почти одновременно.

Он пристегнул ремень и сказал куда ехать — в этот раз кинотеатр не возле его дома, а в самом центре, минут десять без пробок по засыпающему городу.

Снова фильм — но на этот раз он вдруг взял меня за руку. Его ладонь была тёплой, сухой и такой родной. Я забыла, как дышать, но сделала вид, что всё в порядке.

Затем опять ресторанчик — и путь до него, держась за руки. Разговоры. Взгляды. Улыбки. Взмахи ресниц — в которых смысла больше, чем когда-либо было в моей жизни. Ещё ни разу до этого я настолько не погружалась в чувства. Да, были влюбленности и отношения — но по сравнению с тем, что я испытывала с Пашей… словно дешёвая подделка, не имеющая ничего общего с оригиналом. Ни-че-го.

После мы с трудом нашли мою машину — заблудились в закрывшемся торговом центре. Работал только кинотеатр и пара кафешек: благо встреченный охранник подсказал, как выйти к Восточному паркингу, где мы оставили моего рыжего «пончика», как я ласково называла свой первый и единственный автомобиль.

Мы ехали к дому Паши, слушали его плейлист через aux, и я влюблялась ещё больше. Он слушал то же, что и я; читал то же, что и я; интересовался тем же, что и я. У меня была вредная привычка: рулить правой рукой, а левую держать на рычаге автоматической коробки передач; и эта привычка впервые стала полезной. Ладонь Паши накрывала мою всю дорогу, все бесконечно быстрые десять минут.

— Зайдёшь? — после неловкой паузы вдруг спросил он.

— Зайду, — кивнула я.

«Пончик» оказался заботливо пристроен на подземный паркинг, рядом с боевой жигой Паши. От него до подъезда — сложный лабиринт из лестниц, поворотов и дверей. На каком этаже жил Рощин? Вроде бы седьмой — я не запомнила тогда, просто шла за ним по коридорам.

В его квартире вкусно пахло благовониями. А ещё она оказалась просторной, светлой и воздушной — большие комнаты, высокие потолки, минимум мебели, максимум пространства. Вместо двери в гостиную и на кухню — арки. Где-то на задворках промелькнула мысль, что Паша правда не так прост, как хочет казаться. Полина что-то говорила про бизнес, да и его машины, жильё и отношение к тратам тоже свидетельствовали об отсутствии недостатка в деньгах.