Испания начала эпохи реконкисты не знала разделения расового и религиозного вопросов — кто не верил во Христа, не был испанцем, и, наоборот, всякий верующий во Христа был испанской крови. Но когда начались массовые обращения в христианскую веру, возник новый вопрос: достаточно ли принятия христианства, чтобы из мавра или еврея стать настоящим «чистокровным» испанцем, и влечет ли за собой отказ от старой религии вытравление «грязной», не испанской крови? Первое время церковь и государство отвечали утвердительно на этот вопрос; вскоре, однако, было сделано отступление от этого взгляда. Дело в том, что мараны очень часто тайком исполняли обряды своей старой веры; кроме того, покупая свое благополучие ценой отказа — хотя бы лишь формального — от своей религии, они нередко становились злейшими врагами христианства, которое им навязали под страхом жестоких гонений. Несмотря на всю скрытность их поведения, это не могло ускользнуть от внимания христиан; отсюда возникло столь страшное впоследствии обвинение в иудействовании.

Народное недовольство маранами питалось также экономическими причинами: евреи из гетто стали основателями богатейших семей Испании. Вильянова вел свое происхождение от еврея Моисея Пасагона, Малуэнда — от Моисея бен Аструха, Барал де Рибас — от Самуила Алтордокса, Педро де Хасса — от Ахаба Иесуэльо; Флоренте Видаль, Хуан де Эспес, Коскон, Помар, Сапорта, Кабальериа, Кабреро, Тореро имели в своих жилах еврейскую кровь и накопили свои богатства в то блаженное время, когда путь от еврейства к христианству был покрыт одними лишь розами. Богатство влекло за собой и влияние в государстве, тем более что мараны роднились с аристократическими родами. Освободившись от ига ограничительных законов, вырвавшись на свет Божий из тисков гетто, став полноправными гражданами, мараны с необычайной интенсивностью стали эксплуатировать народную массу, обнаруживая в то же время чрезвычайную любовь к показной роскоши и безрассудную кичливость своим богатством. Природная сметливость евреев в коммерческих и финансовых делах в связи с предоставлением, по крайней мере на первых порах, значительных привилегий крещеным делала их тем более страшными конкурентами христианского населения, что они, предав свою религию, лишились вместе с тем и нравственных устоев, которые могли бы положить хоть некоторый предел охватившей их жажде материального благополучия.

Еще в 1429 году собор в Тортосе заклеймил поведение тех обращенных, которые не совершали обряд святого крещения над своими детьми. В 1434 году епископу Альфонсо де Санта-Мария удалось убедить Базельский собор включить в одно из своих постановлений особую статью, касавшуюся новохристиан: они объявлялись еретиками, если продолжали соблюдать еврейские обычаи; причем тот, кто попустительствовал им, также подлежал суровому наказанию.

В 1449 году в Толедо произошел первый погром, направленный против маранов. Возбужденная толпа разгромила маранский квартал, и многие мараны были повешены головой вниз. Идеолог преследований маранов францисканец Алонсо де Эспина писал несколькими годами позже: «Я думаю, что если бы в наше время возникла настоящая инквизиция, то многие и многие погибли бы в огне, потому что оказалось бы, что они иудействуют». Вместо прежнего деления на judios fieles, то есть новообращенных, и judios infieles, то есть не желающих принять христианство, Эспина стал делить евреев на judios pùblicos (явные евреи) и judios ocultos (мараны).

В июле 1467 года в том же Толедо произошел второй погром маранов. Поводом к нему послужило то, что алькальд Толедо и вместе с тем секретарь короля Энрике IV Алвар Гомес де Чибдад Реал — сам, возможно, еврейского происхождения — всячески покровительствовал маранам и противодействовал графам Фуэнсалида, которые были руководителями чисто испанской, старохристианской партии. Противники алькальда подожгли дома новохристиан, и пожар принял такие громадные размеры, что в огне погибло 1600 домов. Во время беспорядков погибли многие мараны, а руководители толедских новохристиан братья де ла Toppe были повешены рассвирепевшей чернью. Примеру Толедо последовала в 1473 году Кордова, где епископ Педро вел агитацию против новообращенных. Поводом к беспорядкам послужило то, что из окна дома богатого марана какая-то девочка выплеснула грязную воду на проходившую мимо христианскую процессию. Грабежи и резня продолжались три дня, а когда все улеглось, последовал указ, запретивший маранам проживать в Кордове и ее окрестностях. Вслед за этим гонения на маранов захватили и другие города. Но особенно жестокая резня произошла в Сеговии 16 мая 1474 года, причем подстрекателем явился Хуан Пачеко, сам принадлежавший к маранской семье.

Еще Хуан II в 1451 году по наущению своего любимца Альваро де Луны, которому и приписывают идею о введении в Испании инквизиции, обратился к папе Николаю V с просьбой назначить папских инквизиторов для наказания иудействующих новообращенных, и папа, разумеется, с большим вниманием отнесся к обращению короля. Этим инквизиторам были даны обычные полномочия, но имелось и одно чрезвычайно важное новшество: они получили право преследовать и епископов. Объясняется это тем, что в Испании было много епископов маранского происхождения. По ним Альваро де Луна и задумал нанести главный удар.

Если бы булла Николая V была действительно проведена в жизнь, инквизиция в Кастилии возникла бы уже в середине XV века. Но враги де Луны тоже не дремали. Они сумели опорочить его в глазах короля, ив 1453 года он закончил жизнь на эшафоте, а папская булла осталась мертвой буквой. Впрочем, сразу после гибели де Луны за учреждение инквизиции стал ратовать духовник Энрике IV Алонсо де Эспина, выдвинувший множество ужасных обвинений против евреев и маранов — «кровожадных волков, пробравшихся в овечье стадо». Особенно горько жаловался он на то, что возвращавшиеся в иудейство мараны нисколько не наказываются; так, в 1459 году в Сеговии случайно выяснилось, что мараны молились в синагоге в день еврейского праздника Кущей. Только инквизиция, по мнению де Эспины, могла положить конец подобного рода преступлениям. О том, что вся Кастилия переполнена иудействующими еретиками и дети новообращенных подвергаются обряду обрезания, постоянно говорилось королю, и тот в конце концов согласился принять меры. 17 сентября 1467 года в Льерене были привлечены к суду два новохристианина — Гарсия Фернандес Валенсия и Педро Франко де Вильяреал. Оба сознались в совершении еврейских религиозных ритуалов и были сожжены живыми; скомпрометированные при этом две женщины были приговорены к менее тяжкому наказанию, а дом, в котором совершалась ересь, разрушили. Этими немногими жертвами, однако, все и ограничилось. Инквизиция как институт введена не была.

Но идея ее не исчезла. Сразу после вступления Изабеллы и Фердинанда на кастильский престол к ним с предложением учредить в Кастилии инквизицию обратился папа Сикст IV.

Но сделано это было не вовремя, так как королевская чета, несмотря на свою религиозную лояльность, слишком дорожила своей независимостью и не желала, чтобы власть папы через посредство инквизиторов приобрела в Кастилии новую силу. Старания Рима на первых порах привели лишь к тому, что была создана комиссия из духовных лиц, дабы определить, насколько широко распространена в Севилье ересь иудействующих. Важную роль в этой комиссии играл ярый сторонник учреждения инквизиции настоятель доминиканского монастыря в Севилье Алонсо де Охеда.