— Он, хм, интригует, стараясь разделить нас, — прошептал Прилипала. — Э… уважает? Элементарная военная хитрость, генерал. Я, хм, останусь верным вам, а? Если вы думаете… э… аналогично…

— Майтера. Называйте меня «майтера», Ваше Высокопреосвященство, когда мы одни.

— Конечно. Конечно! О, ah, soror neque enim ignari sumus ante malorum. O passi graviora, dabit Pas his guoque finem.[2]

Тем временем Потто наполнял водой чайник.

— У меня острый слух, — сказал он, не поворачивая головы. — Не говорите, что я не предупреждал вас.

Майтера Мята посмотрела на него:

— Тогда я не буду повышать голос. Вы действительно советник Потто? Мы пришли на переговоры с Аюнтамьенто, а не с первым встречным. Если вы Потто, то чье тело лежит там?

— Да. — Потто поставил чайник на плиту. — Мое. Есть еще вопросы?

— Безусловно. Вы хотите остановить кровопролитие?

— Именно это беспокоит вас, не правда ли? — Он подтянул к себе прочный стул и сел, так тяжело, что пол содрогнулся.

— Смотреть, как хорошие и храбрые труперы умирают? Видеть, как тот, кто несколько секунд назад стремился выполнить мой приказ, корчится и истекает кровью? Да, беспокоит!

— Да, но не меня, и я не понимаю, почему это должно беспокоить вас. Лично я вообще никогда не беспокоюсь. Назовите это талантом. Есть люди, которые могут весь вечер слушать музыку, потом прийти домой и записать все это, а есть другие, которые могут бежать быстрее и дольше, чем лошадь. Вы знаете об этом? Я обладаю менее впечатляющим талантом, хотя он и приносит мне успех. Я не чувствую боль — вообще не чувствую. Не то ли это, что вы называете тавтологией? Именно этому научила меня жизнь. Даю вам идею, бесплатно.

Прилипала кивнул, его длинное лицо вытянулось еще больше:

— Я, хм, удостоверяю, что такое можно отнести к этой… э… категории.

— Советник.

— Почему… э… действительно. Я не, хм, намеревался…

— Спасибо. Я единственный член Аюнтамьенто, который пробил себе дорогу в совет, или которому пришлось. Вы знаете об этом, кто-нибудь из вас?

Майтера Мята покачала головой.

— Мы все родственники, как вы можете сами увидеть по нашим именам. Лори и Лемур были братьями. Лемур мертв. Вам не нужно изображать удивление, я знаю, что вы знаете. Он набил Аюнтамьенто родственниками еще до того, как этот патера родился. Я пришел к нему. Обратился прямо и честно. Он из вежливости принял в Аюнтамьенто Галаго, еще одного троюродного брата. Я был много ближе и сказал ему об этом. Он ответил, что подумает над моим советом. Неделю спустя — происходило всякое, ничего серьезного — он попытался убить меня. Я позаботился о том, чтобы на обед нам подали мясо убийцы, а на десерт его голову в лимонном шербете. Лемур отставил блюдо в сторону, а я зачерпнул пальцами немного шербета и съел. На следующий день я принес присягу. Советник Потто. Мои кузены скоро обнаружили, что я очень полезный друг, а не докучливый родственник.

Майтера Мята кивнула:

— Вы очень гордились тем, что были так полезны, как и любой, кто хочет быть полезным. А теперь у вас есть возможность сослужить огромную службу всему городу.

— Мы, э, пришли сюда с добрыми намерениями, — вмешался Прилипала. — Генерал пришла безоружной. Мне моя… э… профессия запрещает носить оружие. Так я, по меньшей мере, считаю, хотя наш кальде думает иначе. Я спрашиваю вас, советник, или кто бы вы… э… ни были. Мы посредники? Или, хм, пленники?

— Хотите уйти до того, как чай будет готов? — Потто указал на дверь. — Прошу, попробуйте, патера.

— Мой долг, хм, ограничивает меня.

— Тогда вы пленник, но не мой. Дорогой юный генерал Мята, не хотите ли знать, каким образом я ухитряюсь быть живым в кухне и мертвым в гостиной?

— Вас двое, совершенно очевидно. — Майтера Мята вынула из кармана большие деревянные четки и пробежала по ним пальцами; их знакомая форма успокаивала.

— Нет, только один, и этот один не здесь и не там. Когда мы состарились, кузен Долгопят сделал нам новые тела из хэмов. Лемур получил первым, а потом, когда потребовалось, все остальные; так что сейчас мы работаем из кроватей. Я не могу наслаждаться пищей, но я ем. Как раз сейчас я получаю еду внутривенно.

— А что стало с хэмами? — спросила майтера Мята, стараясь не повышать голос. — С их сознаниями?

— Я думал, вы спросите меня, сделал ли он другим больше, чем одно?

— Нет, не спрошу. Ясно, что сделал, он или кто-то другой. Но вы получили это тело от другой личности. И вы… вы изменили его так, чтобы оно выглядело похожим на вас? Вы должны были это сделать. А он… он согласился на все это?

— Еще один логичный вопрос: все ли из нас имеют по два? — Потто стукнул кулаком по столу. — Вы даже не спросили, как я сумел зажечь дерево. И как, скажите мне, я буду заключать сделку с человеком, который не видит палку и суть дела?

— Я, э… — начал Прилипала.

Но Потто еще не закончил.

— Тогда я сам суну эту палку вам под нос! И я могу так хорошо размахнуться ею, что она загуляет по вашей спине. — Он повернулся к Прилипале. — Да, патера. Вы хотели что-то сказать?

— Я, хм, размышлял о том, как вы, советник… э… так легко зажгли этот кусок дерева. Я, хм, надеюсь, что вы согласитесь… э… осветить нам этот вопрос.

— Я не собираюсь сидеть здесь и обучать мясников химии. Неужели ни один из вас не может понять, что, как только я скажу вам, чего хочу, я перестану этого хотеть? И что вы, патера, вообще здесь делаете? Дорогой генерал Мята — предводитель мятежников, вторая после Шелка. А вы, почему здесь вы?

— Посредник. Мы, хм, Его Святейшество и… э…

— Для заключения мира, — объявила майтера Мята. — Кальде Шелк предлагает вам сохранить ваши кресла, но подчиниться Хартии. Учитывая все, что произошло, — очень щедро.

— На всю жизнь?

Прилипала коснулся ее руки, и она с легкостью поняла его жест.

— Вы хотите остаться советником на всю жизнь? Я думаю, что об этом можно ходатайствовать. — Прилипала покачал головой; почти незаметное движение, но она заметила.

Потто улыбнулся; это было так неожиданно, что она спросила себя, не пообещала ли она нечаянно вернуть ему власть.

Зато Прилипала, увидев улыбку советника, так и засиял от радости.

— Лучше! О, на самом деле! Может быть улучшено, а? Друзья могут заключить мир, враги… э… не в состоянии.

— Вы неправильно поняли мое выражение, патера.

— Я, хм, приветствую