Так мне… э… сообщили.

Майтера Мята потерла щеку советника, сначала осторожно, потом все более и более сильно.

— Это хэм!

— Я… э…

— Вы знали. — Она в упор посмотрела на Прилипалу.

— Я… э… подозревал.

— Вы сами сказали, что перевернули его, Ваше Высокопреосвященство. Сложили ему руки. Вы должны были знать.

— В этот момент? И, да, я… э… удостоверился, а? Я и, хм, Квезаль, а? Старый Квезаль. Никому не говорил. Спросил его однажды. Не однажды, на самом деле. Он, гм, не отвечал. Доверял мне, а? Почти во всем. В очень… э… деликатных вопросах. Чувствительных, в финансах. Во всем. Но не в… э… этом.

Внезапно Прилипала встал на колени рядом с ней:

— Генерал… э… генерал. Мы одни, а? Никого, кроме, хм, нас. Могу ли я называть вас майтера?

Она не обратила внимания на его слова.

— Возник бы вопрос о похоронах. Дюжина вопросов, на самом деле. Вы должны были понимать, что я обнаружу.

— Я… э… понял. Действительно. Но, однако, не так быстро. Вы более… э… проницательны.

— Тогда почему вы мне не сказали? Зачем вся эта чушь о крови?

— Потому что Н… из-за Наковальни. Патеры Наковальня. И старого Квезаля, а? Я в очень… э… деликатном положении. Опасном. Майтера, выслушайте меня… э… прошу вас. Да, прошу. Умоляю.

Она кивнула:

— Я слушаю. Что случилось?

— Наковальня, мой протонотарий. Был. Вы знаете его?

Она покачала головой:

— Только то, что вы сказали мне.

— Его назначила Пролокьютором… э… Сцилла. Он так говорит, я имею в виду. Верит в это сам, а? Убежден. Говорил с ним вчера, но он… вы.

— Я? — На мгновение майтера Мята почувствовала, что пропустила что-то важное. Тут ее осенило, и она неловко качнулась назад, сев со скрещенными ногами на ковер и обхватив руками голову.

— Майтера? Генерал, а?

Она посмотрела вверх, на Прилипалу:

— Меня назначила Ехидна, перед лицом тысяч людей. Вы это имели в виду, Ваше Высокопреосвященство?

Рот Прилипалы открылся и, не произнеся ни одного слова, опять закрылся.

— Так что вы знаете, как это происходит. Множество свидетелей. И я преуспела, как вы сами сказали. Победоносный командир, избранный богами. Даже Бизон и капитан так говорят, и еще есть патера Шелк.

Прилипала с несчастным видом кивнул.

— Все говорят, что сам Великий Пас выбрал его нашим кальде, даже майтера Мрамор. И он тоже очень успешен, так что все выглядит так, словно боги решили выбирать наших предводителей. Значит, если этот патера Наковальня станет новым Пролокьютором, он выберет себе нового коадъютора.

— Как бы… э… не было еще, хм, хуже. Если он… э… старый Квезаль, вы понимаете. Находчивый. Хитрый. Видел своими глазами, сотни раз, а? У Аюнтамьенто есть сила, но он ухитрился обвести их вокруг пальца. Лемура и Лори, их всех. Старик, а? Глупый старик. Так они думают. Его Святейшество. Квезаль. Но коварный, майт… генерал. Очень коварный. Глубоко.

Она негромко одобрительно хмыкнула.

— Любит э… рисковать. Я… э… это чувствую. Я не, хм, такой умный, генерал. Стараюсь быть, на самом деле. Стараюсь. Некоторые говорят… ну, похожи как две морковки. Но не как старый Квезаль. Опытный, однако. Я. Конференции, переговоры. И я заменяю его. Уже заменяю. Стань коадъютором, Наковальня. Очевидно, а? Первое, что любой бы… э… сформулировал. Старый Квезаль отчетливо… э… представляет себе, а? Понял все, прежде чем Наковальня закончил говорить. Старик. Умрет скоро, а? Год, два года, подожди, чтобы… э… соответствовать должности, патера. Я уступлю. Я могу, хм, представить, что он слышит, как я… мы… разговариваем. Так что я не осмелился, а? Сказать вам. Вы понимаете мое неприятное положение? Э… Лори. Галаго. Все остальные. Хэмы, каждый из них. Я подозревал это много лет. Встречался с одним, с другим, иногда целый день. Видел их близко. Квезаль знает, он должен.

— Но Его Святейшество никогда не говорил об этом?

— Да, никогда. Слишком чувствительно. Даже для меня, а? Он, Наковальня. Я сказал вам?

— Вы сказали мне только одно: Сцилла назначила его Пролокьютором, по его словам.

— Он, хм, предложил мне…

Костлявая рука вернула на место убежавшую прядь, и майтера Мята увидела, как сильно эта рука дрожит.

— Он предложил вам…

— Должность. Пост. Он, — Прилипала сглотнул, — не хотел оскорбить. Насколько я могу судить, он не намеревался… э… унизить. Он сказал, чтобы я… я отказался, будьте уверены. Могу быть его, гм, протонотарием. Его… э… я… я… я…

Майтера Мята кивнула:

— Я понимаю.

— Мы были, э, компаньонами, майтера. Соучастниками… э… партнерами в установлении мира, а? Сын и дочь Хартии. Мы обсуждали дела, одно и то же… э… священное видение вдохновляло нас обоих. Я хорошо… э… помню нашу первую встречу. Вы, со сверкающими… э… глазами, доказывали, что, после того как вы… э… исполнили волю богов, ваше единственное желание — мир. Я подтвердил, а? Открыто заявил, что это и мое заветное желание. Мы сообща обсуждали дела с бригадиром Орланом и кальде. Вы были героем, хм, героиней, для простого народа. Как будто заговорила статуя, а? Слово от вас, ваша поддержка…

— Тихо, — сказала она ему. — У меня еще не было времени привыкнуть к мысли, что Аюнтамьенто состоит из хэмов, а теперь еще это.

— Если я, э…

— Молчать, я сказала! — Она глубоко вздохнула и пробежала пальцами по коротким коричневым волосам. — Начнем с того, что вы не должны называть меня «майтера». Ни наедине, ни в любое другое время. Если Его Святейшество освободит меня от сана, я вернусь к мирской жизни и, — еще один вздох, — возможно, выйду замуж. Посмотрим. Что касается вас… Если сама Сцилла назвала этого патеру Наковальня Пролокьютором, тогда он и есть Пролокьютор, независимо от всех соглашений, которые заключат между собой он и патера Квезаль. Я легко могу себе представить молодого, но очень набожного человека, сменяющего значительно более старшего. С некоторой точки зрения это акт самоотречения. Но это не изменяет сам факт. Он будет нашим Пролокьютором, хотя его еще так не называют. Поскольку он предложил, чтобы вы стали его протонотарием, значит, вы больше не можете быть коадъютором. И теперь им, без сомнения, является патера Квезаль, клянусь всем святым. Поэтому я буду называть вас «патера».

— Моя дорогая юная женщина!

Ее взгляд заставил его замолчать:

— Я не ваша дорогая юная женщина, и не кого-нибудь другого. Мне тридцать шесть лет, и, уверяю вас, в этом возрасте женщину больше не называют «юной». Называйте меня «генерал», или я сделаю вашу жизнь намного более неприятной, чем она была.

Дверь в дальней стене комнаты открылась, и кто-то зааплодировал:

— Браво,