____________________

Если бы Генри Мелленкамп не вышел из чрева матери дислексиком, и если бы его мать не была дочкой Таркингтона и не знала о маленьком колледже на озере Мохига, эта библиотека никогда не была бы построена и укомплектована 800 000 томов в переплетах. Когда я здесь преподавал, здесь было на 70 000 больше книг, чем в Свартморе! Из небольших колледжей наш уступал только Оберлину, где насчитывалось 1 000 000 томов в твердых переплетах.

Итак, что это за строение, где я сейчас сижу, по милости Времени и Удачи? Не что иное, друзья и сограждане, как самая громадная тюремная библиотека в истории преступлений и наказаний!

Здесь очень одиноко. Эй, кто-нибудь! Отзовись!

____________________

Я бы мог сказать те же самые слова и тогда, когда это была еще библиотека колледжа, укомплектованная 800 000 томов:

– Здесь очень одиноко. Эй, кто-нибудь! Отзовись!

____________________

Я только что проверил сведения о Гарвардском Университете. В настоящее время он владеет 13 000 000 переплетенных томов. Есть что почитать!

И почти все книги, за малым исключением, написаны для правящего класса или о нем.

____________________

Если бы Генри Мелленкамп не явился на свет из чрева матери с дислексией, на свете бы не было башни, где можно было бы развесить Лютцевы колокола.

Этим колоколам было бы не суждено будить звоном эту долину, вообще не суждено звучать. Может, их бы расплавили и перелили обратно в оружие во время 1 мировой войны.

____________________

Если бы Генри Мелленкамп не вышел на свет из чрева матери дислексиком, на этом холме над Сципионом не светилось бы ни одно окошко в ту морозную зимнюю ночь, 2 года назад, когда озеро заковало льдом и оно стало глаже асфальтовой площадки, а 10 000 заключенных в Афинской тюрьме внезапно вырвались на свободу.

Так нет: весь холм мерцал и подмигивал целой галактикой приветливых огоньков.

Совершенно независимо от того, появился Генри Мелленкамп на свет из чрева своей матери с дислексией или без нее, я родился в Уилмингтоне, штат Делавар, за 18 месяцев до того, как наша страна вступила во 2 мировую войну. Я с тех пор не бывал в Уилмингтоне. Но мое свидетельство о рождении хранится там. Я был единственным отпрыском домохозяйки и, как я уже говорил, инженера-химика. Отец тогда работал у И. Ай. Дюпон де Немур и Компания – производящей, помимо всего прочего, и сильные взрывчатые вещества.

Когда мне было 2 года, мы переехали в Мидленд Сити, Огайо, где компания, выпускавшая стиральные машины, называемая Корпорацией Робо-Магика, как раз приступила к созданию механизмов для бомбометания и вращающихся турелей для пулеметов на бомбардировщиках Б-17. Пластиковая промышленность тогда еще делала первые шаги, и отца послали в РобоМагику, чтобы прикинуть, какие из дюпоновских синтетических материалов могут пригодиться в системах вооружения взамен более тяжелого металла.

К концу войны компания окончательно распрощалась со стиральными машинами и сменила название на Барритрон Лимитед, и выпускала части для оружия, самолетов и наземных средств сообщения на основе пластиков, разработанных компанией. Мой отец стал Вице-Президентом Компании, ответственным за Исследования и Разработки.

Когда мне было лет 17, Дюпон купил Барритрон, чтобы завладеть некоторыми его патентами. Помнится, один из пластиков, в создании которого участвовал мой отец, обладал способностью рассеивать сигналы радара, так что самолет, одетый в такую оболочку, выглядит на экране вражеского радара как стая гусей.

____________________

Этот материал, из которого впоследствии стали делать практически неразрушимые роликовые доски, лыжи, мотоциклетные защитные шлемы и крылья, и прочее в этом роде, послужил основной причиной ужесточения режима секретности на Барритроне, когда я был еще мальчишкой. Простого забора, забранного поверху колючей проволокой, показалось недостаточно, чтобы уберечь от Коммунистов секрет производства. Снаружи возвели еще один забор, и полосу между ними круглосуточно охраняли мрачные патрульные в высоких сапогах, с поджарыми голодными доберманами.

____________________

Когда Дюпон завладел Барритроном, вместе с двойным забором, доберманами, моим папашей и прочим, я кончал школу и твердо решил идти в Мичиганский Университет учиться на журналиста, чтобы служить верой и правдой Джону Гражданину, который имел право все знать. Двое из моего джаз-секстета, который мы назвали «Продавцы душ», кларнет и бас-гитара, тоже собирались в Мичиган.

Мы намеревались держаться вместе и продолжать музыкальные выступления в Энн-Арбор. Как знать? Мы могли бы добиться такой популярности, что нас приглашали бы в турне по всему миру, и мы бы дико разбогатели и выступали бы в роли суперзвезд на маршах мира и благотворительных марафонах, но тут началась война во Вьетнаме.

____________________

В Уэст-Пойнте студенты к музыке не допускаются. Музыканты, играющие в танцевальном джазе и в военном оркестре, – кадровые солдаты регулярной армии, представители обслуживающего персонала, рабочего класса.

Им было приказано играть музыку точно по нотам, нотку за ноткой, и ничего не брать в голову.

____________________

Кстати, студенческой газеты в Уэст-Пойнте тоже не было. Никого не касалось, что студенты думают. Никому это было не интересно.

____________________

Со мной все было в порядке, а у отца жизнь не ладилась. Представители Дюпона его оценивали, присматривались, как присматривались ко всем служащим Барритрона, решая, оставить их или уволить. Да вдобавок он спутался с замужней женщиной, а муж застал их и задал ему взбучку.

Мои родители очень болезненно переживали эти передряги, так что я с ними никогда об этом не заговаривал. Но сплетни разошлись по всему городу, и у отца был фонарь под глазом. Спортом он отродясь не занимался, и пришлось ему выдумывать, будто он свалился с лестницы, что у нас в подвале. Мама к тому времени весила 90 килограмм, и непрестанно пилила его за то, что он продал все свои барритроновские акции на 2 года раньше, чем следовало. Попридержи он их до тех пор, как Барритрон перешел к Дюпону, он бы имел 1 000 000 в то время, когда быть миллионером еще кое-что значило. Если бы я оказался неспособным к обучению, он мог бы позволить себе послать меня в Таркингтон.

В отличие от меня, он был из тех мужчин, которые должны дойти до ручки, прежде чем совершить прелюбодеяние. Мои враги в старших классах нашей школы рассказывали, что Папа повторил старый трюк – выскочил из окна и прыгал, как Братец Кролик, по всему заднему двору со спущенными штанами, и собака его кусала, и в бельевой веревке он запутался, ну и так далее. Возможно, они несколько преувеличивали. Я так и не спросил у отца, как было дело.