– Позови Вику!

Тина издевательски закричала: «Вика, тебя зовут!», прекрасно зная, что домоправительница подслушивает под дверью. Она не ошиблась – дверь распахнулась и вбежала Вика. Она захлопотала вокруг Ады Романовны: налила воды в стакан, достала из кармана пластиковую трубочку, вытряхнула на салфетку две таблетки. Ада Романовна с натугой глотнула, запила водой, откинулась на спинку кресла, пережидая острый приступ боли.

Тина меж тем налила себе кофе и намазывала тост вареньем. Вика метнула на нее осуждающий взгляд, молодая женщина ответила вызывающей улыбкой. Она с хрустом откусила от тоста, запила кофе, громко звякнула ложечкой.

– Иди, Вика, спасибо, – пробормотала Ада Романовна. Она глубоко вдыхала и выдыхала, так было легче переносить боль. Вика вышла и осторожно закрыла за собой дверь.

– Чего ты хочешь? – спросила Ада Романовна.

– Свободы.

– Ты свободна. Я повторяю, здесь не тюрьма. Хочешь – иди работай, хочешь – учись. Я всегда помогу.

– Ага, посудомойкой!

Дерзкий намек на прошлое Ады Романовны не остался ею незамеченным.

– А что ты еще умеешь?

– Я была фотомоделью! Я снималась! Да что вы в этом понимаете… Это не ваше торгашество, это… это искусство! Я уеду! Я решила, меня зовут…

– Никуда тебя не зовут, не ври, – перебила свекровь. – Посмотри на себя! Пойдешь по рукам… – Этого не следовало говорить, но было поздно.

– Да лучше по рукам, чем с вами!

– Да как ты смеешь! – Ада Романовна вскочила. – Убирайся! Я тебя не держу!

– Послушайте, давайте договоримся по-хорошему, – сбавила тон молодая женщина. – Зачем портить друг другу кровь, вы богатая женщина…

– Сколько ты хочешь? – Этого тоже не стоило говорить, она ничего не должна этой…

– Что значит деловой подход! – В голосе невестки прозвучала издевка. – Я подумаю, Ада Романовна. Я все взвешу, и мы обсудим.

Ада Романовна молчит, боль становится невыносимой. Она побледнела, на лбу выступили бисеринки пота. И тяжелое тоскливое чувство появилось, уже не в первый раз, что эта молодая волчица ей не по зубам. Она промахнулась, как волк из детской сказки, и продолжает промахиваться. Старая беззубая волчица…

Тина наливает себе вторую чашку кофе.

Мэтр Рыдаев, несмотря на пижонский вид – шикарный серый костюм, синяя бабочка в крапинку, плащ на норковой подстежке, – оказался вполне свойским парнем. Жидкий хвостик седых волос, перетянутый кожаным шнурком, придавал ему вид богемный, несколько несерьезный и удивительно компанейский. Шибаев, заранее настроившись на неприятие адвоката, нехотя признал, что держится Пашка по-дружески, коньячок принес приличный, даже то, что он сказал – а чем это у вас так вкусно пахнет, а то я с утра не жрамши, – было опять-таки довольно мило, по-домашнему. Алик даже подмигнул Шибаеву – смотри, мол, и учись! Пашка Рыдаев везде свой. Ага, без мыла влезет, угрюмо подумал Шибаев исключительно из духа противоречия, крепчавшего с каждой минутой. Во-первых, погода достала, снег с дождем и шквальный ветер, продувающий насквозь, а во‑вторых, под конец года обострились раздумья о смысле жизни, назначении, «а что впереди», словом, имеет место чистка кладовых памяти и планов на будущее, которые не состоялись. Даже не то что не состоялись, а с треском провалились. Подобные занятия, как вам должно быть известно, не располагают к оптимизму и жизнерадостному восприятию окружающей действительности. Кроме того, мэтр Рыдаев – классово чуждый элемент, а получается, что в данный паршивый момент Шибаев полностью от него зависит, потому что адвокат, как справедливо заметил Алик Дрючин, мелочовкой не занимается. А раз не занимается, то, скорее всего, принес в клюве солидный и денежный заказ. Ты, Санек, помягче с ним, присмотрись, сказал Алик, не кидайся в драку, и я бы на твоем месте сменил прикид. Не дождетесь, буркнул Шибаев. Однако, поразмыслив, отправился в спальню и переоделся – сменил старые рваные джинсы и футболку на новые и синюю рубаху. Сменить-то сменил, но настроение в результате упало ниже нуля, хотя, казалось бы, куда дальше – вырядился как на смотрины. Алик именует это «придать товарный вид» и «торгануть мордой» – то и другое вызывает в Шибаеве протест, как и всякое торгашество. Впрочем, об этом мы уже знаем.

Но все получилось не так страшно. Мэтр Рыдаев не отказался от магазинной отбивной – ел и нахваливал, хотя привык к козырным ресторанам; Алик откупорил бутылку и разлил коньячок.

– За сотрудничество! – воскликнул мэтр Рыдаев, вздымая руку к потолку.

– За сотрудничество! – повторил Алик.

Оба выжидательно смотрели на Шибаева. Он кивнул, преодолевая внутреннее сопротивление: согласен, понимая в то же время, что ведет себя по-пацански. Бизнес, один бизнес, ничего, кроме бизнеса, и ничего личного. Они выпили.

– Ну-с, – сказал мэтр Рыдаев, – приступим к делу.

– Приступим! – подхватил Алик, сгорая от любопытства.

Шибаев промолчал.

– Моя клиентка, Ада Романовна Руданская, обратилась ко мне с просьбой найти хорошего сыскаря для деликатного поручения. То есть человека, способного держать язык за зубами. Я уверен, вам известно, кто такая Ада Романовна. – Он обвел их взглядом и на всякий случай объяснил: – Она очень богатая женщина, ей принадлежат сеть ресторанов «Форель», заводик в области по производству консервов и переработке фруктов, несколько магазинов кулинарии и… так далее.

– Я был в «Форели», – выскочил Алик. – Вкусная еда, услужливый персонал…

– Да, у Ады Романовны не забалуешь, характер нордический. Не все выдерживают. У нас с ней иногда возникают разногласия… между нами, девочками, но платит она хорошо. Кроме того, ее можно переубедить, она способна пересмотреть собственную точку зрения, а это, скажу я вам, ценнейшее качество. Не упираться рогом в стенку… – мэтр Рыдаев мельком взглянул на Шибаева, – а пытаться ее обойти. Ну, это так, лирическое отступление… Восемь месяцев назад умер от инфаркта ее муж, милейший Николай Андреевич, и Ада Романовна тяжело пережила утрату. Два года назад они потеряли сына Всеволода, ему было всего двадцать четыре. Молодой человек нигде не работал, тянул из родителей деньги, пил и, по слухам, употреблял наркотики. Утверждать не буду, не знаю. Но не удивился бы. Я сталкивался с ним несколько раз, вытягивал из передряг, и у меня постоянно было ощущение, что он неадекватен. Он не желал разговаривать, грубил, однажды ударил мать. По моему совету Ада Романовна определила его в частную клинику, он два раза сбегал оттуда. Один раз сильно избив охранника, что влетело Аде Романовне в копейку. В итоге два года назад он умер в каком-то сомнительном месте, где собиралась их тусовка, а сотоварищи, так сказать, только через сутки сообразили, что он мертв. Я был там по просьбе Ады Романовны и ужаснулся: грязь, вонь, какие-то тряпки, побитая мебель, и в этом притоне наш наследный принц. Николая Андреевича смерть сына подломила, и он мгновенно постарел, скукожился, и я опасался, что он что-нибудь с собой сделает. Он не хотел жить, и господь Бог сжалился, прибрал его. Ада Романовна осталась одна.