Е. Ф. Шмурло полагал, что успехи от поездки превзошли все ожидания. Б. П. Шереметев фактически выполнил миссию Великого посольства, которое в Италию так и не попало.

Работая в Праге, Е. Ф. Шмурло на основе архивных материалов, разысканных им в итальянских архивах, написал ценную работу о дипломатических контактах России с папским престолом в Петровскую эпоху[70]. С результатами своего исследования он выступил в 1929 г. в Белграде на IV съезде Русских академических организаций за границей. Е. Ф. Шмурло был и остается одним из немногих отечественных историков, обратившихся к этой теме, важность которой вряд ли можно оспорить.

Обратим внимание, что продолжение исследовательской работы по петровской тематике в годы эмиграции стало во многом возможным за счет ранее накопленной источниковой базы – выписок и копий материалов из отечественных архивов, часть из которых Шмурло вывозил за рубеж еще до революции 1917 г. для продолжения текущих исследований. Так, Евгений Францевич тщательно исследовал фонды Главного архива Министерства иностранных дел в Москве, собрания рукописного отдела Публичной библиотеки в Петербурге и т. д. Со второй половины 1890-х гг. Е. Ф. Шмурло работал с материалами «Кабинета Петра Великого» в Государственном архиве в Петербурге. Он всегда приветствовал публикации новых российских источников, проливающих свет на неизвестные страницы петровского царствования, часто сопровождая их вдумчивыми рецензиями, носившими характер источниковедческих разборов[71]. Е. Ф. Шмурло многократно указывал на необходимость дальнейшего углубления архивных разысканий и публикаторской деятельности[72].

Он всегда выступал как талантливый источниковед. Достаточно привести в пример один из эпизодов еще дореволюционной карьеры. Речь идет о трактовке так называемого «заговора» А. С. Матвеева, стремившегося посадить на трон после смерти Алексея Михайловича Петра, а не Федора. Русские источники обходят эти события совершенным молчанием, о них известно только на основании четырех иностранных свидетельств. В правдоподобности этой версии усомнился еще Г. Ф. Миллер, но именно Шмурло детально проработал ее на основе глубокого источниковедческого анализа. В послании епископа Залуского испанскому нунцию Марескотти, донесении польскому нунцию Мартелли (Narratio rerum), анонимном рассказе о стрелецком бунте в мае 1682 г. (Diariusz zabо́ystwa tyrańskiego senatorо́w moskiewskich w stolicy roku 1682 y o obraniu dwо́ch carо́w Ioanna y Piotra)[73] и «Описании путешествия польского посольства в Москву в 1678 году», составленном Таннером, содержался рассказ о сговоре А. С. Матвеева и Натальи Кирилловны с целью посадить на престол Петра. Сопоставив сведения этих источников и найдя их явное несоответствие друг другу, Е. Ф. Шмурло пришел к выводу, что версия о готовившемся дворцовом перевороте после смерти Алексея Михайловича носит не исторический, а анекдотический характер. Он установил, что все четыре источника более позднего происхождения, нежели описываемые в них события, более того, они были основаны не на конкретном историческом материале, а на народной молве: «Сведения черпались в значительной степени из ходячих слухов, непроверенных и, вероятно, иной раз Бог знает на чем основанных»[74]. Историк сравнил иноземные свидетельства с материалами из русских источников более раннего времени и современных воцарению Федора и нигде не нашел сведений о «заговоре» А. С. Матвеева в пользу Петра. В подтверждение своей гипотезы Е. Ф. Шмурло привел также описание голландского посольства К. ван Кленка[75]. Голландская миссия находилась в Москве в 1667 г. в момент смерти Алексея Михайловича. Под влиянием непосредственных впечатлений один из голландских дипломатов подробно описал те события, очевидцем которых он стал. В его свидетельствах нет даже намека на возможность дворцовых интриг со стороны А. С. Матвеева. Е. Ф. Шмурло убедительно доказал, что никакой попытки посадить на престол Петра в 1676 г. не было. Выводы Евгения Францевича многократно подтверждались; позднейшие исследователи отмечали, что иностранные свидетельства о «заговоре» А. С. Матвеева появились гораздо позднее описанных в них событий, были основаны на заранее недостоверной информации и т. д.[76]

В годы жизни на чужбине Евгений Францевич неоднократно выступал как популяризатор знаний о Петре и его эпохе. Показательно его участие в памятных мероприятиях, приуроченных к 200-летию со дня смерти императора. 8 февраля 1925 г. Е. Ф. Шмурло прочел публичную лекцию «Петр Великий и его наследие» в Общественном доме в Праге. В ней ученый говорил: «…Уже двести лет стоит Петр Великий, во весь гигантский свой рост, перед судом истории, двести лет ждет себе приговор, а суд истории, даже теперь, через двести лет, оказывается не на высоте положения и все еще не в силах, как следует, разобраться в великом деянии великого императора, – так велика и разностороння была работа Петра I, такой глубокий след оставила она по себе! Так взволнованно и неспокойно ощущаем мы и по сию еще пору полет и величавый размах его творческого гения!»[77] Эти слова хорошо отражали эмоциональный и интеллектуальный настрой собравшейся в зале публики и российской эмиграции в целом. На фоне сложившегося среди русских изгнанников культа великих людей и героизации прошлого Петр занял одно из ведущих мест. Примечательно, что в эмиграции многие прежние критики царя переосмыслили свое отношение к нему. Пожалуй, самым ярким примером служит П. Н. Милюков, некогда выступавший последовательным критиком Петра и его реформ. Тем не менее память об императора в эмигрантских кругах была множественной и наполненной различными интерпретациями[78]. В конце 1920-х гг. Е. Ф. Шмурло опубликовал серию небольших научно-популярных статей, посвященных отдельным сюжетам истории военно-морского флота России в начале XVIII в. и роли царя-реформатора в ней[79].

Евгений Францевич вплоть до самой смерти в апреле 1934 г., невзирая на болезни и возраст, продолжал заниматься исследовательской работой. Несмотря на то, что в последние годы жизни он оказался вдали и от России, и от любимой Италии, он смог продолжить прежние работы и завершить многие начинания. Пражский период стал логическим завершением его ученой карьеры. В эмигрантской среде работы Е. Ф. Шмурло пользовались заслуженным уважением. Отдельные свои труды он публиковал на итальянском, немецком, английском и французском языках, что расширяло их читательскую аудиторию.

Широкий круг разнообразных источников говорит об исследовательском мастерстве историка, привыкшего не принимать ничего на веру, не пересказывать факты, а глубоко анализировать и сопоставлять различные свидетельства. В трудах Е. Ф. Шмурло о Петровской эпохе наглядно проявилось влияние петербургской источниковедческой школы. Сам он всегда подчеркивал, что обязан К. Н. Бестужеву-Рюмину «сознанием необходимости критической оценки каждого документа и тщательного его изучения, что одно только дает возможность понять и психологию автора документа, воззрения эпохи»[80].

Интерес Евгения Францевича к Петру и его эпохе объясняется свойственным ему пониманием исторического процесса. Он видел задачи историка в раскрытии научной истины, добывании «чистого знания». Но на этом пути исследователю приходится постоянно сталкиваться с факторами совершенно особого рода, к коим относятся «ум, воля, желание и побуждения этического характера». Следовательно, по мнению историка, «индивидуальность человеческой воли, человеческого понимания вносят бесконечные вариации, бесчисленные оттенки в жизнь общества…»[81]. Именно поэтому Е. Ф. Шмурло глубоко