Софи взирала на живописный городской пейзаж с детским восторгом. Ей казалось, что окутывающая ее морозная мантия поддается под первыми, гулко пульсирующими ударами пробуждающейся жизни. Девушка будто впитывала окружающую красоту и ругала себя за неразумность и непонятно откуда взявшийся страх. Чего она боится? Софи не знала. Ведь бояться ей было нечего.

— О! — воскликнул Алексис. — А вот и Анна Егоровна! У нее самые быстрые лошади в Петербурге. Чудо, а не лошади, да, мистер Хенвелл?

Будущий гвардейский офицер, Алексис отдал честь. Сидящая в карете дама улыбнулась и поклонилась — очаровательная молодая женщина с изящным, заостренным лицом, почти скрытым мехом капора.

— Это и в самом деле чудесные лошади, — согласился Эдвард Хенвелл.

Что-то в его тоне заставило Софи повернуться к нему. Он улыбался, словно посвященный в тайну. Софи смотрела вслед карете, увлекаемой сказочными лошадьми, пока она не исчезла.

— Какая красавица, — тихо обронила девушка.

— Вы не хуже, мисс Джонсон! — с жаром заявила Татьяна, которая со свойственной детям горячностью поспешила выказать Софи свою преданность. Все, что касалось мисс Джонсон, в ее глазах выглядело совершенным.

— Я согласен с княжной Татьяной. Я тоже считаю, что капор очень идет мисс Джонсон, — улыбнулся мистер Хенвелл.

Как он смеет! Обсуждать ее внешность, да еще при детях! Стараясь сохранять спокойствие, Софи немного отодвинулась от мистера Хенвелла. Однако мужчина уловил ее движение, и тут же его взгляд стал насмешливым. Софи догадывалась, что, доведись им находиться в компании друг друга слишком много времени, ей пришлось бы держать себя в руках, чтобы не потерять терпение. Мистер Хенвелл обладал удивительной способностью выводить ее из себя. Вряд ли он делает это намеренно, размышляла девушка, стараясь избавиться от неприязни к нему.

И тем не менее, Софи была рада его помощи. С не меньшим интересом, чем дети, она слушала увлекательные рассказы об истории Петербурга, на которые мистер Хенвелл был неистощим.

— А на следующей неделе, — закончил он, — мы поедем в Эрмитаж.

— В музей! Как ну-д-но, — протянула княжна Екатерина, помахав меховой варежкой маленькому мальчику в проезжавшей мимо карете.

— Ничуть не нудно, — сделала замечание Софи. — Даже я читала об Эрмитаже. Там есть золотой павлин с хвостом, украшенным драгоценными камнями. Он распускает его, словно живая птица. А еще там есть золотой петух, который кукарекает, и золотая сова, которая вращает глазами, и все они прячутся в укрытие под золотым деревом.

— Я подарила бы вам золотого павлина! — произнесла Татьяна, влюбленно глядя на гувернантку.

— А я — золотую сову, — подхватил Алексис.

— А я, — заявила княжна Екатерина, — золотого петуха.

— Но тогда мистеру Хенвеллу ничего не осталось бы! — воскликнула Татьяна.

— А я подарил бы самую лучшую вещь, — вмешался мистер Хенвелл. — Я подарил бы мисс Джонсон золотое дерево, чтобы она могла прятаться под ним от дождя. — Он повернулся и серьезно глянул на Софи, но она сказала сердито в ответ:

— Мне кажется, вы все болтаете глупости. Как вернемся, напишете подробный отчет о том, что видели сегодня. На правильном английском!

— Ну вот, — с досадой заметила Татьяна, — вы теперь стали похожи на мадемуазель Альберт. Я передумала дарить вам павлина, моя дорогая мисс Джонсон.

И, словно в поддержку ей, веселая компания дружно рассмеялась.

В просторном холле у мраморной колоны их поджидала мадемуазель Альберт — темная фигура на фоне мраморной белизны. Когда дети, радостно щебеча, вошли в холл, мадемуазель резко оборвала их по-французски. Повернувшись к Софи, она добавила на английском:

— Манеры не менее важны, чем английский, мисс Джонсон.

— Я не заметила ничего предосудительного, — возразила Софи. Интересно, слышал ли мистер Хенвелл, поднимавшийся по ступеням вслед за Алексисом, реплику мадемуазель, подумала она. Ее щеки вспыхнули румянцем от упрека, который она сочла незаслуженным.

— Дети должны вести себя в соответствии с этикетом. Вы должны понимать, я отвечаю за их манеры перед Еленой Петровной, — заявила мадемуазель Альберт, когда княжны ушли в сопровождении горничной. — Сегодня утром в классной комнате было слишком шумно, — добавила она. — Наши юные ученицы — высокородные княжны и должны вести себя подобающе.

— Но они живые дети, как и все в их возрасте, мадемуазель.

— Вам лучше прислушиваться к моим советам, мисс Джонсон.

— Хорошо, мадемуазель Альберт. Если я совершаю ошибку, проявляя снисходительность, я постараюсь ее исправить.

— Что было бы весьма осмотрительно с вашей стороны. Сдержанность и хорошие манеры ценятся высоко во все времена.

Софи согласно склонила голову. Когда она отвернулась, губы мадемуазель Альберт вытянулись в тонкую линию. За три недели эта англичанка без усилий добилась того, чего никак не удалось ей, — любви и привязанности девочек, пребывающих в восторге от своей новой учительницы. Их смех был смехом счастливых детей, их поведение стало открытым и доверительным. Между ними и этой англичанкой — даже мадемуазель Альберт должна была признать это — установились дружеские отношения. И это разрывало ей сердце. Княжны потянулись к чужестранке, словно к солнцу цветы.

Мадемуазель Альберт помолчала, потом снова обратилась к Софи:

— Будьте добры, предоставьте мне подробный доклад о прогулке, мисс Джонсон.

Софи вздохнула и принялась рассказывать.

— Полагаю, вы никого не встретили? — поинтересовалась мадемуазель, выслушав девушку. — Послеполуденное время — слишком раннее для прогулок петербургского общества.

— Никого, мадемуазель. Кроме… да… одной дамы в карете. Алексис даже отдал ей честь. Он восхитился ее лошадьми.

— Как ее имя?

— Анна Егоровна, мадемуазель.

— А… — Мадемуазель Альберт резко развернулась и удалилась в покои Елены Петровны.

— Кто такая Анна Егоровна? — спросила Софи.

Эдвард Хенвелл, не отрываясь от проверки выполненных Софи упражнений по русскому языку, ответил:

— Балерина.

— Я подумала, что она красива.

— Она действительно красива.

Сидя за маленьким столиком у окна, они говорили по-английски. В другом конце комнаты фрейлейн Браун суетилась у кипящего самовара. Эта маленькая, полная женщина с добродушным лицом строго почитала дисциплину. Она сумела добиться уважения девочек, но не их любви. Мадемуазель Альберт полностью одобряла ее методы и не жалела похвалы.

Фрейлейн Браун налила Софи чай, который мистер Хенвелл отнес ей. Фрейлейн Браун, просияв, кивнула Софи.

— Русский… продвигаться, да? — спросила она. Покачав головой, Софи засмеялась: