— Чепуха! Хотя вряд ли я могу сказать, такое маме. Я буду получать приличное жалованье. Как оказалось, хорошие гувернантки-англичанки в России редкость. Я имею в виду настоящих леди с образованием, какое посчастливилось получить мне, пока еще был жив папа. Мне бы хотелось посмотреть на мир, прежде чем я выйду замуж. Хотя, конечно, и здесь, у нас, чудесно, среди зеленых полей и лесов.

— Может случиться, у тебя не будет возможности выйти замуж, — заметила Аделаида. — К сожалению, не в обычаях гувернанток заводить семью. Да и замкнутая ты, хотя Эдмунд говорит, что у тебя прекрасные глаза.

Софи с нежностью улыбнулась, вспомнив об Аделаиде; сестра будет жить в уютном домике под надежной защитой Эдмунда. «В то время как я, — подумала она, — в то время как я… Возможно, Аделаида права, и я никогда не стану общительной, и мне уготовано одиночество».

Ее вновь охватило волнение, ведь она ехала в дом одного из самых богатых аристократов Петербурга… Будущее виделось ей в радужном свете. Софи, которой раньше не приходилось покидать родные места, поражалась собственной смелости.

Эдвард Ханвелл глянул на ее спокойно-безмятежное, без единого признака смятения лицо и вспомнил о своей сестре Милли. Он попытался представить ее на месте мисс Джонсон. Но не смог. Милая его сердцу девочка не обладала решительностью мисс Джонсон. Однажды он послал сестре веер, купленный в Париже, и восторгу ее не было границ:

— Ты только подумай, дорогой Эдвард, какой путь проделал этот восхитительный веер! Из Парижа — в твою дикую Россию, а оттуда — ко мне в Дорсет!

Милли была уверена, что после того, как брат согласился служить в России, они потеряли его навсегда. От одной только мысли, что молодая девушка могла отправиться одна в холодную, чужую страну, Милли лишилась бы чувств.

Эдвард, взглянул на мадемуазель Альберт. Та, словно почувствовав его взгляд, обернулась. Их взгляды скрестились над головой Софи. В темных глазах француженки светилась враждебность. Но эта враждебность относилась не к нему, Эдвард знал, а к юной англичанке, сидящей между ними.

Особняк князя в Петербурге и в самом деле показался Софи настоящим дворцом. Позже, после нескольких попыток подсчитать, она пришла к выводу, что под одной крышей с князем проживают не меньше восьмидесяти человек — приближенных к семье родственников, приживалов, слуг, гувернанток и наставников, часть из которых была на службе, а часть на пенсии, продолжая доживать свой век под одним кровом с бывшим хозяином.

Парадная дверь, распахнутая настежь слугой в ливрее, словно приглашала в просторный холл с мраморными колоннами. Мадемуазель Альберт, опередив Софи и Эдварда, сразу показала себя властной. Перекинувшись парой слов со слугой, она велела Софи идти за ней. Отвесив глубокий поклон обеим дамам, Эдвард Хенвелл поспешил удалиться. Следуя за мадемуазель, Альберт по длинным, устланным богатыми коврами коридорам, Софи мельком успела заметить просторный салон в кремовых и золотых цветах с мерцающими канделябрами. Наконец мадемуазель Альберт остановилась перед одной из дверей и постучала. Лакей отворил дверь.

— Мадемуазель Альберт, мисс Джонсон, — объявил он, пропуская их внутрь.

Это был роскошный дамский будуар с зеркалом в резной раме, с обитой мягким бархатом и шелком мебелью и множеством маленьких столиков, на которых красовались дорогие безделушки и хрустальный туалетный прибор, украшенный эмалью и драгоценными камнями. Огромная, облицованная кафелем печь источала живительное тепло. Занавеси из дамасского шелка еще не задернули, и через окно виднелись золотые шпили и купола на фоне голубоватого сумеречного неба. На красном диване у окна сидела освещенная светом лампы рыжеволосая женщина. Она окинула Софи пристальным взглядом карих глаз, от которых не утаилось ни единой детали ее облика.

— Вы мисс Джонсон? Софи сделала реверанс.

— Надеюсь, мадемуазель Альберт, вы сообщили мисс Джонсон, кто я такая?

— Нет, Елена Петровна, у меня было так мало времени.

— Вы не успели сделать это по дороге сюда?

— Вы же знаете, Елена Петровна, Федор так гнал лошадей, что невозможно было дышать. Вы же знаете, холодный воздух губителен для моих легких…

— Хорошо. Что ж, мисс Джонсон, я принимаю и приветствую вас в этом доме, поскольку у князя нет жены. Я его кузина, а мистер Хенвелл — наставник моего сына Алексиса. В ваши обязанности будет входить обучение только дочерей князя, Татьяны и Екатерины. Французский язык они изучают под руководством мадемуазель Альберт, а немецкий — фрейлейн Браун. Князь выразил желание, чтобы английский его дочерей был безупречен.

— Как ваш, мадам, — искренне похвалила рыжеволосую женщину Софи.

— За это следует благодарить мою гувернантку-англичанку. Надеюсь, вы будете столь же старательны, — ответила высокомерно Елена Петровна.

— Я тоже надеюсь, мадам. — Софи вновь присела в реверансе.

— Проследите, чтобы мисс Джонсон со всем ознакомилась, — велела Елена Петровна. — Ведь она должна чувствовать себя здесь как дома. Вы прибыли к нам, — добавила она, обращаясь к Софи, — с самыми лестными рекомендациями. И я не сомневаюсь, что благодаря вашим заботам мои маленькие племянницы станут настоящими леди. Вы кажетесь девушкой умной и образованной. Хотя судьба преждевременно лишила вас отца, вы не должны позволять этому прискорбному факту омрачать вашу новую жизнь.

— Не думаю, что мне это грозит, мадам.

— Я считаю своей обязанностью напомнить, что Господь посылает нам испытания, которые мы должны принимать со смирением. А теперь, я думаю, мисс Джонсон утомлена с дороги. Вверяю ее вашим заботам, мадемуазель Альберт. Ей незачем видеть детей раньше завтрашнего утра. Это время понадобится вам, — добавила она, обращаясь к Софи, — чтобы привыкнуть к новой обстановке. Если вы в чем-нибудь будете испытывать нужду, вам что-нибудь понадобится, вам стоит только попросить, и все будет исполнено.

Предоставленная Софи комната находилась почти на самом верху огромного дома — этажом выше комнаты мадемуазель Альберт. Ей также выделили горничную. Маша уже распаковала сундук и собиралась развесить платья во вместительном гардеробе, когда мадемуазель вновь появилась и велела горничной удалиться.

— Есть что-либо, о чем вы хотели бы спросить у меня? — Зловещая фигура в черном платье, украшенном вышивкой из стразов на груди, будто нависла над хрупкой девушкой.

— Осмелюсь думать, что о многом, — ответила Софи. — Но сейчас я так устала… с трудом могу думать! Вы так добры, мадемуазель Альберт, что говорите со мной по-английски. Сомневаюсь, смогла бы я сейчас вспомнить хотя бы слово по-французски. У меня так много новых впечатлений… этот дом… он кажется мне настоящим дворцом!

От слов Софи лицо мадемуазель Альберт словно потемнело.

— Вы заметили, что я свободно говорю по-английски. У меня прекрасный словарный запас, и мне кажется, что выписывать вас сюда из такой дали, было излишним. Однако вы здесь, и я не собираюсь чинить вам препятствия. — Не сумев справиться с волнением, мадемуазель говорила теперь с заметным акцентом, который, должно быть, сама почувствовала, поскольку поспешила добавить более спокойным тоном: — В России время ценят крайне мало, как вы позже узнаете сами. Так что не следует торопиться и вникать во все подробности. Всему свое время.