Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Завтрак ожидает, ваше сиятельство.
В обеденный зал Доран спустился с опозданием, но умытым, одетым и с прояснившейся головой. Возле единственного блюда его ждала газета. Дворецкий опустил взгляд, и Доран почувствовал, что случилось нечто очень плохое.
«Воровка века воспитала преемницу!» — гласил заголовок первой страницы.
«Этой ночью во дворце императора произошла дерзкая кража, достойная самой Кровавой Эши, ученицей которой и представилась в разлетевшихся по всему городу записках некая Киоре. Как сообщают достоверные источники из дворца, пропал рубин из платиновой короны императора, хранившейся в сокровищнице! Кем же станет Киоре для города? И куда смотрят уважаемые виконт Оленский и герцог Хайдрейк?»
А после гнусной заметки шла карикатура, где грузный виконт Оленский дрожал, опираясь на трость, и сморкался в носовой платок, а за ним, подобно воплощенному злу, чернел длинноносый силуэт самого герцога.
— Даже не спросишь? — он постучал костяшкой пальца по газете.
— Я верю, ваше сиятельство, что все образуется, — отвечал дворецкий с поразительным спокойствием.
— А вот я не верю… Пусть посыльный передаст в управление, что я у императора.
Доран переставил ближе к себе кружку с любимым чаем. В свое время Эши неплохо попортила нервы всем: авантюристка за месяц разорила оппозицию, когда предыдущий император, отец Паоди, нанял ее. Эта воровка переправила в Эстерфар пять бесценных статуй, принадлежавших короне; она доставила из хааната гарнитур из колье, серег и перстня и продала за невероятную сумму матери Паоди. Кровавой же ее прозвали, поскольку врагов Эши не щадила, и перейти дорогу ей боялись даже наемники. Однако Доран, изучивший множество секретных бумаг времен правления отца Паоди, слухов и хорошо знакомый с историей, подозревал, что Эши работала на корону, а прошлый император за это позволял ей развлекаться любыми способами.
Занятый размышлениями, Доран и сам не заметил, как оказался во дворце. Отделанный лепниной, огромный, с зеркальными потолками и кричаще яркими ковровыми дорожками, он напоминал пристанище сумасшедшего. Безумный предок построил здание без окон, и только отец Паоди приказал прорубить их в стенах. Почти везде свечи сменили газовые лампы, но в самой старой части дворца, в его сердце, где находились покои императора и сокровищница Каэр-Моран, до сих пор всё оставалось, как сотни лет назад.
Главу Тайного сыска проводили в гостиную при покоях императора, после чего их оставили наедине. Доран поклонился сидевшему Паоди.
— Брось расшаркивания! — император в обычной одежде без единого намека на белый и алый цвет смотрелся уже непривычно.
— Хорошо, — он сел в жесткое кресло напротив старого друга.
— Неслыханная наглость, не так ли? Какие мысли?
— Никаких. Расскажи, что произошло.
Император сжал кулаки и наклонил голову, как упрямый бык, но все-таки заговорил:
— Дворец вчера был закрыт для посещений, даже слуги не допускались в коридоры вокруг тронного зала. Его охраняли восемь человек моей личной охраны, ты знаешь, они отличные ребята. Ты же понимаешь, Доран, что я не мог допустить пропажи изумруда, который добыл Гахт?
Доран кивнул: огромный, размером с два кулака взрослого мужчины изумруд украшал трон и был добыт лично первым императором из династии Каэр-Моран.
— Однако она пробралась в сокровищницу и унесла рубин! И смотрителя сокровищницы обратила в камень, можешь посмотреть, он там еще стоит!.. — Паоди поморщился. — Это секретная информация, она ни в коем случае не должна просочиться в газеты.
— То есть эта Киоре — колдунья? — спросил Доран, а перед глазами встала ночь, яркая вспышка и пепел на подоконнике.
— Да. Она устроилась во дворец месяц назад под видом неповоротливой и недалекой служанки — это всё, что мне известно сейчас. Хозяйка дома, в котором она якобы проживала, такой женщины никогда не видела. Поскольку это всего лишь кража, поймать воровку я поручу виконту Оленскому, у тебя итак много дел.
— Почему ты держишь его на месте главы Особого управления? Он ужасен как руководитель…
— Но на него работают толковые люди. Они справятся.
Часы громко пробили десять часов утра, и Паоди предложил, меняя тему:
— Не составишь мне и Саире компанию за завтраком?
— Буду рад.
Однако мысли мужчины крутились вокруг несостоявшегося ограбления его кабинета. Доран снова, как наяву, услышал: «Мне просто было интересно, правда сюда попасть сложнее, чем в спальню императора, или нет».
— Паоди, в твоей спальне не находили ничего странного? — спросил Доран, когда они вошли в другую комнату, где расторопные слуги накрывали стол на троих.
— Я находила, — услышал он голос Саиры. — Ночью на кровати любезного супруга я нашла хаанатский вьюн. Ничего не хочешь мне объяснить, милый мой?
Темно-синее, свободное платье подчеркивало и яркий каштановый оттенок волос, и карие с золотом глаза, сверкавшие лукавством. Неизменный румянец оживлял лицо с красивыми чертами. Паоди со всей возможной предосторожностью усадил супругу за стол, ласково коснулся огромного живота, и это до боли напомнило Дорану, как он также, с огромной любовью, смотрел на свою жену, также ждал появления ребенка. Его Лааре всегда застенчиво улыбалась, а он целовал ее в висок, говоря что-то ласковое, светлое… Видение прошлого быстро отступило, и он присоединился к императорской чете за столом.
— Паоди, ответишь ты мне или нет? — уже потребовала Саира, вооружаясь вилкой.
— Это не он, — выдохнул Доран. — Это оставила Киоре.
— Она что, претендует на моего мужа? — вскинула брови Саира.
— Хаанатский вьюн любимое растение колдунов, — медленно говорил Доран, мигом потеряв аппетит. — И символ мести.
Они с императором переглянулись. И за что неизвестная воровка хочет мстить императору?
— Это может быть знаком и для кого-то из твоего окружения. Я сомневаюсь, что ты как-то навредил этой Киоре.
— Давайте вернемся к завтраку! — вздохнул Паоди.
— Как твое самочувствие, Саира? — с живым интересом спросил Доран, меняя тему разговора.
— Я так уже привыкла к животу, что, кажется, без него мне будет неудобно, — тихо рассмеялась она.
— Кого ждешь?
— Мальчика, конечно! Но, Доран, мама говорит, что такой живот бывает только от двойни! — она с наигранным испугом округлила глаза, а Паоди рассмеялся.
— Если родятся двое мальчишек, дорогая, я стану самым счастливым отцом!
Под такой разговор и началась трапеза. Мясо в кисло-сладком соусе, пряный гарнир, а после — десерт.
— Паоди, ты должен к рождению ребенка вернуть во дворец дочерей! — мягко, но уверенно и не в первый раз выговаривала Саира. — Ничего не желаю слышать! Ребенок должен родиться в окружении всей семьи!