Однако она регулярно возобновляла свои попытки.

* * *

Матильда хлопотала на кухне; озабоченная ходом приготовления блюд, она не заметила Камиллу, которая стояла, прислонившись к дверному косяку.

Молодая женщина старалась быть как можно более незаметной, и ей хотелось, чтобы эта минута длилась вечно; Матильда, «мамочка», как она в шутку ее называла, казалось, была счастлива, снуя между плитой и сервировочными столиками, готовая удовлетворить все капризы семейства Мабрек.

– Камилла! Вечно ты стоишь в уголке, иди скорей сюда, я тебя обниму!

Женщины порывисто обнялись и расцеловались.

– Мамочка, ты все такая же красивая! – убежденно сказала Камилла, положив руки на плечи Матильды, которая, улыбнувшись, укоризненно покачала головой.

– Ах ты, хитрюга! В моем возрасте, да в этом клетчатом фартуке, да с пятнами от винного соуса… не думаю, что у меня было бы много шансов на конкурсе красоты.

Камилла снова обняла ее и ничего не ответила. Едва она ослабила объятия, Матильда схватила ее за руки.

– Отойди немного, хочу на тебя посмотреть. Ты красавица… как всегда. Только выглядишь грустной – у тебя все в порядке?

– Да…

– Звучит как «нет», – иронически заметила Матильда.

– Да все нормально, все нормально, – повторила Камилла не слишком уверенно.

Матильда решила не допытываться – по крайней мере, пока.

– Ужасно рада тебя видеть, ты совсем пропала.

– Работы стало выше головы! У нас появились клиенты в Лондоне, и я без конца катаюсь туда-сюда.

– Ясное дело… – ответила Матильда, убавляя огонь под огромной чугунной кастрюлей, в которой со вчерашнего дня томился вкуснейший coq au vin[5].

– А что, у тебя в Лондоне мобильный телефон перестает работать?

– Конечно, нет…

– И этот… как его? – вай-фай… в английских отелях, конечно, отсутствует? Ты же сама подарила нам компьютер, который складывается пополам, как там его…

– Ноутбук, Матильда, он называется «ноутбук»!

– И ты придумала нам электронный ящик mamochka@starye_lipy.com, «чтобы писать нам как можно чаще» – это твои слова…

– Да…

Матильда вытерла руки о фартук и сердито заключила:

– И ничего за четыре месяца – ни звонка, ни эсэмэски, ни письма!

Камилла подошла к раковине, куда Матильда только что положила два больших пучка салата-латука. Она взяла нож и начала разбирать хрустящие листья. На кухне наступила тишина, только глухой шум вытяжного шкафа разряжал давящую атмосферу.

Матильда слишком хорошо знала Камиллу – знала, что ей надо выговориться, излить душу. Несколько раз она поднимала глаза, стараясь уловить взгляд или жест, который выдал бы волнение Камиллы. Тщетно. Встревоженная, она решилась сама нарушить это мнимое спокойствие.

– Ты это знаешь, но я все же повторю: если тебе хочется поговорить, то я здесь!

Продолжая аккуратно резать самые длинные листья, Камилла ответила не сразу:

– Вечером после кофе я сбегу от родственников и загляну к вам. Я… – Она заколебалась. – Мне хочется побыть с тобой и Юбером.

У Матильды с языка готовы были сорваться тысячи вопросов, ей хотелось взять Камиллу за руку, успокоить ее, но в эту минуту зазвонил колокольчик; хозяйка дома подала сигнал нести закуски.

– Ну, пора за стол, – сказала Матильда, бросая фартук на спинку стула.

Камилла подошла к ней и ласково вытерла со лба «мамочки» несколько бисеринок пота, выступивших под ее седеющей шевелюрой.

– Давай скорее, возьми корзинку с хлебом и пойдем со мной, тогда мне не придется возвращаться на кухню.

Взяв под козырек, Камилла схватила ивовую корзинку:

– Слушаюсь, шеф, уже иду!

И женщины отправились в столовую, где каждая заняла свое место.

* * *

Обед проходил, как всегда, в фальшиво-непринужденной обстановке. Дежурный смех сопровождался напряженными, бегающими взглядами.

Главной темой разговора была учеба внуков. Мариз пустилась в длинный монолог, с апломбом превознося достижения Клелии.

– Девочке всего двадцать один год, и уже на четвертом курсе медицинского факультета! Берите с нее пример, дети! Какой успех, дорогая! После обеда подойди к нам, тебя ждет конверт… Впрочем, остальных тоже.

– «Остальных»! – пробурчала Ванесса.

– Ты, кажется, что-то хотела сказать? – спросила ее бабушка.

Ванесса, с ее подростковой грубостью и прямотой, и не думала смущаться. Шестнадцать лет придавали ей храбрости, которой недоставало взрослым.

– У «остальных», как ты их называешь, есть имена: Люк, Антон, Тео и, между прочим, Ванесса.

– Ванесса, прекрати, пожалуйста! – перебил ее отец.

Камилла молчала; казалось, ее мысли витают где-то далеко.

Она взяла графин, наполненный «Шато Анжелюс» урожая 1985 года – в вине этого неповторимого года нотки красных фруктов, приобретших вкус мадеры, переплетались с ароматами ванили.

Наполнив бокал этим восхитительным нектаром, она поднесла его к губам и с нескрываемым наслаждением сделала два глотка.

Ришар, раздраженный безразличием жены, не замедлил поинтересоваться:

– Камилла, ты слышала замечание своей дочери?

Она ответила спокойно, даже рассеянно:

– Да.

– Что значит «да»? Так скажи ей что-нибудь!

Вмешалась Мариз и с видом матери семейства снисходительно простила внучку:

– Ришар, не волнуйся, такой уж возраст. Кто в шестнадцать лет не говорил глупости?

Камилла совершенно спокойно взяла бокал, встала и сказала, обращаясь к свекрови:

– Вы знаете, в шестнадцать лет говорят не только глупости!

Ришар попытался ее остановить. Он взял ее за руку, но она оттолкнула его.

– Извините, мне надо выйти на воздух.

Камилла схватила куртку, брошенную на спинку кресла, и пошла к выходу. Калинья долго смотрела ей вслед сквозь панорамное окно столовой.

Опираясь на каменную балюстраду, Камилла нервно курила, поставив рядом бокал с «Сент-Эмильоном». Она не смотрела ни на что конкретно, ее взгляд рассеянно блуждал по землям поместья – там, где заканчивались одни пахотные участки и начинались другие, точно такие же. Ничто не задерживало ее взгляда, а монотонный пейзаж погрузил в глубокую задумчивость.

О чем думала Камилла? Ее лицо не выражало никаких чувств. Она не выглядела ни счастливой, ни несчастной, нельзя было сказать, что мысленно она где-то в другом мире, но и этот мир, похоже, был ей неинтересен; она чувствовала себя словно в тисках неизбежности, но больше не желала от нее страдать.

Камилла медленно допивала третий бокал вина. Привычки к алкоголю у нее не было; лишь изредка она позволяла себе немного розового в компании подруг или бокал шампанского на модных парижских тусовках, которые ей приходилось посещать.

Сама не зная почему, она остановила свой выбор на этом восхитительном нектаре, но с непривычки у нее закружилась голова, и нельзя сказать, что ей это было неприятно. Она выпила ровно столько, чтобы не чувствовать тоску, которая всегда охватывала ее на обедах в «Старых Липах».

Лицо ее стало спокойным, губы тронула улыбка.

«Давай, старушка, надерись как следует – а вдруг поможет?» – подумала она. Камилла поставила пустой