Вмешательство Москвы во внутренние дела КПЮ еще больше накалило обстановку, причем встал вопрос о том, допустимо ли оно в принципе. В этом контексте была принята «загребская линия», чьи сторонники выступали за преобразование фракций, утверждая, что проблема заключается в склоках между интеллигентами, которых на высших партийных должностях следует заменить рабочими. Тито вспоминал: «Мы искали выход из трудного положения, в котором оказалось коммунистическое движение в Югославии. Мы поняли, что прежде всего необходимо оздоровить партию и достичь в ней единства». Эта борьба, конечно, была рискованной, поскольку руководство КПЮ применяло по отношению к критикам самые жесткие санкции и заявляло, что они являются антипартийными элементами[59].

Не желая углубляться в размышления о достоинствах или недостатках позиций обеих фракций, Йосип Броз был твердо убежден, что многолетняя внутренняя борьба калечит партийную вехушку и лишает ее способности к проведению настоящей революционной акции. В вихре этих баталий в конце февраля 1928 г. на VIII Съезде КПЮ ему с помощью Андрии Хебранга удалось, выступая под лозунгом «монолитной большевистской организации», стать секретарем загребского городского комитета партии. Главным кандидатом на эту должность был Хебранг, но он отказался от нее в пользу Броза, так как считал, что секретарем должен быть пролетарий, тогда как он сам являлся банковским служащим. Это решение оказалось очень важным для самой многочисленной коммунистической организации в Королевстве СХС (в ней было около 180 членов), ведь уже через два месяца его правильность была подтверждена в открытом письме Коминтерна. Хотя эта «большевистская» политическая тенденция, направленная на создание внутрипартийных связей ленинского типа, устранение «фракционного кошмара» и активизацию работы в массах[60], не утвердилась в партии, ее сторонники, Броз и Хебранг, привлекли внимание полиции. Вскоре они попали в ее тиски[61]. Уже в 1927 г. «товарищ Георгиевич», как в то время звали Броза, был осужден за революционную деятельность на семь месяцев тюремного заключения, а 1 мая 1928 г. его снова арестовали – из-за акции протеста, организованной коммунистами на собрании Социалистической партии в кинотеатре «Аполо». В группе зачинщиков беспорядков, которые во время торжества начали кричать «Долой социал-патриотов!», «Долой слуг капиталистов!» и устроили потасовки, был и Йосип. Его арестовали вместе с товарищами и осудили на 14 дней заключения. При этом на него было заведено личное дело, в котором отмечено, что его рост – 170 см, у него серые глаза, не хватает нескольких зубов, что он близорук и постоянно носит очки, и что ранее его поведение не вызывало нареканий[62]. Очевидно, в полиции не знали, с кем имеют дело. В июле и августе следующего года его снова арестовали, в последнем случае ему было предъявлено обвинение в попытке организации восстания с целью свержения ненавистного режима Карагеоргиевичей. В Загребе действительно начались забастовки, массовые демонстрации и беспорядки, в результате которых погибли несколько человек[63].

Казалось, наступил самый подходящий момент для революции: 20 июня 1928 г. в белградском парламенте было совершено убийство группы хорватских оппозиционных депутатов. В них стрелял черногорец Пуниша Рачич, член правящей Радикальной партии, считавший представителей Хорватской крестьянской партии смертельными врагами объединенного и жестко централизованного государственного строя. Среди его жертв был и харизматичный лидер партии, Степан Радич, который скончался от ран не сразу, а только в августе, после нескольких недель мучительной агонии. Согласно директивам Коминтерна, это кризисное время КПЮ выбрала для начала восстания: ее руководители, не имевшие никакой опоры в массах, взялись за дело со всем пылом неискушенности[64]. Из-за предательства в партийных рядах жандармерия их опередила и организовала ряд засад и обысков. К тому же, 4 августа 1928 г. – за пять дней до смерти Радича, – у Броза нашли «полностью заряженный» браунинг, на ношение которого у него не было разрешения, а в его конспиративной квартире – кроме марксистской литературы под кроватью – еще и сумку с боеприпасами и четырьмя немецкими гранатами времен Первой мировой войны (впоследствии, защищаясь, он утверждал, что их ему подкинули, но это была неправда)[65]. Его посадили в тюрьму, избили и потребовали, чтобы он дал ложные показания против товарищей. Он никого не выдал и из протеста начал голодовку, как и во время предыдущего заключения. Письмо Броза из тюрьмы, в котором он в преувеличенно ярких красках описал «мучения», которым его подвергали, 24 августа опубликовал орган Коминтерна Internationale Presse Korrespondenz под заголовком «Крик из ада югославских застенков»[66].

В начале ноября он предстал перед загребским судом, и после громкого процесса, получившего претенциозное название «процесс бомбометателей», 14 ноября 1928 г. его приговорили к пятилетнему заключению. На слушаниях дела он вел себя так, как предписывал в подобных случаях Коминтерн: «Нужно стремиться только к одному. Не к тому, чтобы получить наименьшее наказание, а чтобы своим поведением поднять авторитет партии в глазах трудящихся масс»[67]. В соответствии с этой директивой Броз мужественно заявил, что не считает себя виновным и не признает решений «буржуазного» суда, представляющего реакционные силы. «Да здравствует Коммунистическая партия! Да здравствует мировая революция!»[68] О вызывающем поведении Броза писали газеты, привлекло оно и внимание Москвы[69]. Однако не всем его выступление пришлось по нраву. Август Цесарец, один из ведущих хорватских интеллектуалов, придерживавшийся левых взглядов, позже написал об этом в нелегальной газете Proleter. «Если этот молодой болезненно амбициозный коммунист возглавит КПЮ, для партии это станет трагедией»[70].