Подняв труса на вытянутых руках, Кэшел швырнул его через вырытую для фундамента яму с такой силой, что рабочий покатился кубарем по строительному мусору и остановился в огромной луже жидкой грязи, что и спасло его от перелома позвоночника. В следующий момент несчастный вскочил и бросился наутек.

За кучей камней вспыхнул яркий голубой свет. Виновник потасовки убегал, громко крича. Его одежду лизали языки пламени, но то были не просто голубоватые искры от наэлектризовавшейся шерсти — в этой вспышке Кэшел узнал магический огонь.

Незнакомец мчался вниз по улице, на бегу сбрасывая с себя одежду. От него, как от взбесившейся лошади, во все стороны разбегались зеваки, расталкивая друг друга с удвоенной силой…

А может быть, даже и еще сильнее. Для многих магия страшнее собственной смерти.

Теноктрис стояла, покачиваясь, возле одного из домов. Она так ослабла, что вот-вот могла упасть. Кэшел собрался с силами и, спотыкаясь, бросился к ней, успев подхватить в последнюю секунду. Плечо у юноши ужасно болело, так же как и в день Скола, когда он попытался надеть ярмо на разъяренного быка, а тот ударил его рогами.

— Теноктрис, с тобой все в порядке? — спросил Кэшел, тяжело дыша. — Ты применила заклинание, чтобы избавиться от этого человека?

Опустив плечи, он согнулся пополам, словно надломленное дерево. Случившееся совсем не походило на честную схватку, к которой можно подготовиться и подойти во всеоружии.

— Я вмешалась в его заклинание, — сказала Теноктрис, задыхаясь, будто попавший в западню кролик. Кэшел уже видел раньше, как колдуют волшебники. Но искусство правильно управлять чарами отнимает очень много сил, а они должны уметь делать это не хуже, чем сам он управляется с посохом.

Все еще опираясь о плечо Кэшела, Теноктрис захромала по направлению к куче камней, за которой прятался незнакомец. Напуганные произошедшим зеваки на коленях ползали в грязи и украдкой бросали взгляды на старуху. Наверное, незнакомец выронил где-то здесь свои золотые монеты, которые предлагал за камень, подумал Кэшел. Люди в этом районе не могли позволить золотым пропасть зря, ради них они были готовы преодолеть страх перед магами.

Теноктрис указала на символы, нарисованные на земле возле того места, где прятался незнакомец.

— Он собирался с помощью заклинания залепить твои глаза грязью. Мне удалось разрушить его щит прежде, чем он нанес тебе удар.

Кэшел поблагодарил старую волшебницу. Теноктрис сказала, что ее волшебство — жидкая тень великой силы. Кэшел доверял Теноктрис так же, как доверял себе, когда, нанося топором удары по дереву, каждый раз попадал в одно и то же место.

Сила — это хорошо, но контроль над этой силой намного важнее, и именно в том случае, если у тебя нет особенного могущества.

— Как думаешь, из чего это сделано? — поинтересовалась Теноктрис, склоняясь над желто-зеленой палочкой, лежащей рядом с нарисованными незнакомцем символами. То был атам, волшебный предмет, брошенный чародеем, как и монеты, во время бегства. Для волшебника он значил больше, чем золото. — Похоже на кокон какого-то насекомого, очень большого.

Кэшел подошел к загадочному предмету на цыпочках. Сквозь брошенный артефакт, как сквозь лист слюды, проступали нарисованные на земле знаки.

— Нет, думаю нам лучше его не трогать. — Теноктрис выставила перед Кэшелем ногу, не позволив подойти ближе, и отбросила находку в кучу камней. — Телеги сегодня же раздавят его в пыль. Думаю, так будет вернее всего. А как только доберемся до дворца, я сожгу свои башмаки.

— Тогда давай возвращаться. — Кэшел огляделся и заметил статую, о которой совсем забыл за время драки… Странный, утративший форму камень, годный лишь для переплавки в печи. Но теперь он принадлежал ему, Кэшелу.

— Тебе не тяжело будет его нести? — спросила Теноктрис. — Я хочу сказать, ты ведь устал от…

Кэшел широко улыбнулся.

— Уж с этой-то ношей я справлюсь. — Он присел, обхватил камень руками и, оттолкнувшись коленями от земли, распрямился со своим грузом. — Не знаю, зачем он мне понадобился. Может быть, ответ подскажет Шарина.

При мысли о Шарине его улыбка стала еще шире.

Пальцы Илны ос-Кенсет перебирали нить с такой скоростью и мастерством, которым могла бы позавидовать любая женщина с острова Орнифол, но мысли ее были далеко. В этот чудесный день она сидела за ткацким станком в небольшом деревянном доме, расположенном во внутреннем дворике, отгороженном стеной от всего остального дворца. Пчелы жужжали над распустившимися цветами; птицы щебетали, стучали клювами и махали крыльями в поисках еды. Илна не обращала на них внимания, лишь иногда прислушиваясь к доносившимся крикам, когда те становились особенно резкими и пронзительными. Эти звуки будто вновь переносили ее в те времена, когда она жила в деревушке Барка.

Много лет назад Илна осталась сиротой. Чтобы прокормить себя и своего брата Кэшела, приходилось много и усердно работать. Ее трудолюбие заслуживало всяческих похвал. Илну все уважали, но никто не любил. Почти никто. Ей симпатизировала Шарина, а еще она, кажется, нравилась Гаррику.

Каждый день Илна приходила в прядильню, садилась к челноку, зарабатывала себе на кусок хлеба и уходила только к вечеру. И так изо дня вдень. С тем же постоянством текла — через водослив древней мельницы, которую построил еще дедушка Илны, — вода. Темы рисунков для ткани девушке подсказывал лес на рассвете. Все оттенки кожи буйвола, черного и коричневого, незаметно перетекали один в другой.

Сегодня Илна ткала в типичной цветовой гамме. Она пользовалась шелком, пенькой или медной проволокой — результат всегда получался таким же, как если бы она использовала настоящую нить. Илна всегда была искусной ткачихой, но с тех пор, как вернулась из преисподней, ее искусство вышло за рамки дара обычной смертной. Пальцы ткали, а мысли укладывались на полотне в диковинные узоры. За возможность управлять другими людьми через созданные ткани девушка заплатила своей душой. И все же ей удалось освободиться оттого порождения ада, что поселилось внутри нее. Теперь Илна знала, что стремление к разнообразию способно спровоцировать зло и привести к смерти невинных. Она этого не допустит.

В саду царили мир и спокойствие, но не тишина. Каждые четверть часа стоявшие у водяных часов глашатаи выкрикивали время так громко, что их было слышно во дворце. Как обычно, смеялись и болтали проходившие по дорожке мимо деревянного домика слуги. А в атриуме учительница давала леди Мероте бос-Рориман уроки пения.

У девочки — Мероте шел десятый год — был высокий чистый голос. Она обладала врожденным музыкальным слухом. Илне доставляло большое удовольствие слушать похожее на трели крапивника пение девочки, даже если та не исполняла ничего особенного, а лишь повторяла гаммы.

Илна плела тонкую, почти прозрачную ткань. Даже эта, еще незавершенная работа действовала умиротворяюще на каждого, кто ее видел. Если бы Илна пожелала, а ее желание однажды исполнилось, то же полотно могло вызвать у всех, кто на него смотрел, и совершенно иные чувства — похоть, страх и злобу. Илна могла бы обладать всем, чего бы только ни пожелала. Всем. Но она до сих пор не знала, чего же хочет на самом деле.