— Черт, ну я же не признавался вчера тебе в любви, — сказал он уже раздраженно, отстраняя ее. — У меня девушки после тебя были, много. Мне не нужны сейчас отношения, Наташ, понимаешь? Я только от тебя отошел. И ты тоже отойдешь, только времени тебе нужно побольше, не так, как мне.

— Ты меня не любишь, — сказала она жалобно. — Зачем же ты тогда вчера говорил мне, что тебе меня не хватало?

— Наташ, ну не мне тебе говорить, что в сексе ты — сказка, — сказал он. — Ну а слова… Соблазнение, банальное соблазнение, уж прости. Любви тут не было. Только одно желание, больше ничего. И на день Святого Валентина оно исполнилось.

Этого Таша уже не могла выдержать. Она вырвала свои руки из его рук. Глаза ее слезились, но она надеялась, что в них светится достаточно ярости.

— Я надеюсь, когда-нибудь с тобой поступят так же, как ты со мной, Даниил, — сказала она прерывающимся голосом. — Я желаю тебе этого в день Святого Валентина.

Развернувшись, Таша бросилась к дому.

Телефон разрывался. Таша впотьмах нащупала трубку, приложила к уху, заставляя себя проснуться.

— Слушаю.

— Наташ, это я.

Она едва не застонала. Господи, опять! Ну, когда же это прекратится!

— Наташ, мы должны быть вместе. Давай попробуем начать все заново, я тебя очень прошу.

— Дан, может, хватит уже? — сказала она раздраженно. — Я устала. Время три часа ночи. Оставь меня в покое.

— Таша, ну ты же меня любишь, — упрямо повторял он раз за разом. — Ты же мне сама говорила. И ребенок. Мы должны воспитывать его вместе, это будет правильно.

— Послушай. Да, я любила тебя. Но у меня все прошло, понимаешь? — терпеливо объяснила она. — Ты мне не нужен сейчас. И ребенку не нужен. Все, до свидания. Не звони больше.

Который раз уже случалось так. Даниил заводил отношения, они кончались, и он «вдруг» понимал, что ему нужна Таша. Вот только она уже не верила. И не хотела верить, несмотря даже на, казалось бы, его искреннее желание принять участи в судьбе ребенка.

Таша положила трубку и закрыла глаза. В кроватке зашевелился Митя, она повернула голову, прислушиваясь. Ребенок. Не ее и Даниила — Ирины, разбившейся вместе с мужем в аварии полгода назад. Мальчик еще не звал ее мамой, но она надеялась. Судьба не дала ей своего ребенка, но исполнила ее желание по-другому, пусть и таким жестоким способом. Таша поклялась себе в который раз, что не даст малышу почувствовать, что она ему — не родная.

Мальчик хныкнул во тьме. Гаспар, чья клетка теперь висела в комнате, тут же проснулся и успокаивающе забормотал: «Митя, Митя, Митя».

Теперь у птицы было другое любимое слово.

Таша сидела в кухне и писала письмо. Пальцы быстро порхали по клавиатуре, буквы одна за другой появлялись на экране, складываясь в слова, произнести которые вслух она бы ни за что не решилась.

«Привет, Дан. Мне нужна твоя помощь. Тяжело заболела моя мама, и я на несколько дней должна буду уехать в Ростов — уладить дело с больницей и решить вопрос с лечением и лекарствами. Не мог бы ты на эти несколько дней приютить Митю? Не хочу, чтобы он пропускал школу, да и тащить его с собой туда, где он никого не знает, не хочу. Напиши мне сразу же, как сможешь. Уехать планирую в воскресенье».

Откинувшись в кресле, она еще раз прочла письмо, потом со вздохом нажала на «Отправить получателю». Вот и все. Теперь осталось только ждать ответа и надеяться, что он будет положительным.

Таша перебрала все варианты. Подруги могли приютить мальчика на ночь, не более, но почти каждая разводила руками, когда Таша начинала говорить о том, что, возможно, в Ростове придется задержаться дольше, чем на неделю. Чужой ребенок есть чужой ребенок. Она говорила, что оставит деньги на его содержание, но дело было не в деньгах. Митя был своеобразным мальчиком. Живой, интересующийся, он, тем не менее, был признан врачами, как отстающий в психическом развитии. У мальчика поздно появились зубки, он позже других детей начал ходить и говорить. В спецшколу, тем не менее, Таша его не отдала. Она упиралась руками и ногами, и мальчика устроили в обычную, но Митя занимался по адаптированной программе, вместе с группой отстающих детей. Сначала и там ему было тяжело. Ташу вызывали не раз и не два. Зареванный, с красными глазами, Митя выбегал из угла учительской, где сидел в ожидании, и бросался к ней, по привычке пряча лицо в юбках.

— Мамочка моя, я что, тупой?! Ребята говорят, что мы все тупые, тупые!

Таша брала ребенка на руки, и под причитания учительницы усаживалась с ним на продавленный диван.

— Наталья Николаевна, он опять отказался считать вместе со всеми! Сказал всем ученикам, что на пальчиках считают только тупые, и отказался. Весь класс из-за него теперь ревом ревет.

— Тамара Ивановна, ну вы же понимаете, что детки у нас не глухие. Значит, кто-то из учеников старших классов так сказал, — устало гладя вспотевшую голову Мити тонкой рукой, говорила Таша.

— Наталья Николаевна, так ведь запретить детям общаться нельзя! Объясните Мите, что есть детки поумнее, а есть те, которым приходится трудно…

— То есть тупые! — четко раздавался приглушенный забитым носом голос Мити.

Таша ежилась под сверлящим ее взглядом учительницы.

— Нет, зайчик, не тупые. Тупые — это когда вообще ничего не понимаешь и писаешь в штанишки на уроках, как маленький.

— Петя Савин писает в штанишки, но он не тупой! — отчаянно говорил Митя, подняв голову. — Он — мой друг!

— Наталья Николаевна, может, все же подумаете? — вкрадчивый голос учительницы выводил Ташу из себя, и она поднималась, резко, поджав губы и вздернув голову.

— Мой ребенок будет учиться здесь. Если вы не справляетесь как педагог, это не вина Мити. Пойдем, зайчик, я дома все тебе расскажу.

— И мы не будем считать на пальчиках.

— Не будем, — соглашалась Таша, и они уходили.

Уже потом, во втором классе, к Мите пришли и понимание, и покорность. Прикусив губу, бывало, он допоздна сидел за примером, так и сяк складывая непослушные цифры и борясь с дробями резким росчерком простого карандаша.

— Тебе помочь, зайчик? — спрашивала Таша, заглянув в комнату.

— Нет, мам, — бодро откликался сын. — Эта упрямая дробяка не сдается, но я ее одолею, вот увидишь!

— Знаю, — улыбалась она, хотя внутри все сжималось от любви. — Потом можешь идти погулять, если хочешь. На ужин будет фасолевый суп, кстати.

— Бе.

— Не бе. А если поешь, дам «киндер-сюрприз».

— Это саботаж, мамочка, — повернув голову, сын произносил новое, выученное украдкой «взрослое» слово и ждал реакции.

— Скорее, шантаж, милый, но тоже звучит неплохо, — кивала Таша.