Десять тысяч…

Потом Рикхард подхватил меня на руки, уложил на кровать. Молча. Мы больше не разговаривали.

У него были сильные руки… плечи – широкие… немного темных курчавых волос на груди. Он меня обнимал. Искренне. И не важно, что это только игра и только на одну ночь. Пусть так… Но сейчас ему было со мной хорошо.

У него волосы мягкие, чуть стоящие ежиком на затылке.

У него сердце так колотится…

Из его постели я выскочила сама. Поняла просто, что не могу. Надо сразу вставать, иначе…

Он остался.

Он лежал, наблюдая, как я одеваюсь.

– Мэр, а если я доплачу, можно остаться до утра? И еще разок.

У меня так заныло сердце.

– Нет, – сказала я. – Хватит. Ты… Вы ведь понимаете сами. Не стоит. Вам пора идти. У меня тоже еще дела.

И голос почти не дрогнул.

– Хорошо, – сказал он. Сел. – Боитесь поверить в сказку и привязаться? – глянул на меня с такой циничной иронией. Очень горькой иронией. Он видел меня насквозь.

Я…

Я затягивала корсет, у меня пальцы сбились. Я бы покраснела, если могла.

– А вы? – самый неуместный вопрос.

Он усмехнулся.

Принялся одеваться тоже.

– Не боюсь, – сказал спокойно. – Поймите меня правильно, Мэр… и дело даже не в том, что у императора сердце должно быть из стали. Мне было хорошо с вами, правда. И в тот первый раз, и сейчас. Уж вам врать я не вижу смысла. Но это не значит, что я помнил вас все эти годы. У меня было достаточно женщин – блистательных, роскошных, готовых на все. Любых. Мне было чем заняться. Просто так вышло. Я только вернулся из Галендара, страшно устал, это так выматывает… все эти переговоры, торги, по сути. Все жилы вытянули. Вернулся домой… казалось бы, – он вздохнул. – Жена воротит от меня нос. Дети… Было проще, когда дети были маленькие, когда Лис…

Его голос дрогнул, он отвернулся. Ему потребовалось почти минута, чтобы справиться. Лис – его дочь. Была. Она погибла два года назад, несчастный случай. Ей было шесть. Старшему Хонраду сейчас пятнадцать, второму – тринадцать, кажется.

– Когда дети были маленькие, они всегда ждали меня, – глухо сказал Рикхард. – Всегда радовались приезду, кидались на шею, Аль даже визжал от радости. И все остальное казалось не важно. Потом… не знаю. Они выросли и… что-то пошло не так. Хонрад всегда был очень привязан к матери и теперь не может меня простить… Аль… Не важно, – он провел ладонью по лицу. – Тогда я пошел к Фейрин. А она закатила мне скандал. Я не привез ей из Галендара подарки, которые обещал. Вернее, привез, но какие-то не те… я, честно говоря, так и не понял разницы. Хотел поцеловать ее, а она фыркнула, что у меня замашки матроса, которому только бы одного и надо, и я не ценю ее нежных чувств. Наверно, так и есть. Не ценю. Я плюнул и ушел. Какого ж черта, твою мать!

Рикхард замолчал ненадолго, зашнуровывая ботинки.

– Потом я как-то случайно вспомнил о тебе. О том, что было, – он поднял глаза на меня. – Подумал, почему бы и нет, – так криво ухмыльнулся. – Маленькая княжна… Не знаю. Устал от всего. Даже не особенно рассчитывал найти именно тебя, было почти все равно. Просто женщину на одну ночь, которая не станет…

Он замолчал снова. Покачал головой.

– Это ничего не значит, Мэр.

Чтобы просто. Без истерик, без обязательств, чтобы кто-то сделал вид… Вот как я.

Да, это ничего не значит. Удачно подвернулась.

Так хотелось сказать ему: «Если снова захочешь, чтобы кто-то обнял – заходи. Я всегда здесь».

Так хотелось сказать: «Никогда больше не приходи сюда».

Даже не знаю, чего больше.

Он оделся, аккуратно все пуговички застегнул.

– Благодарю за приятный вечер. Действительно приятный.

Улыбнулся, так просто и искренне.

Я кивнула. Хотела ответить, но слова вставали в горле, не стала, испугалась, что подведет голос.

– Надеюсь, не стоит говорить, что лучше не называть никаких имен, – сказал он.

– Конечно, Рико, – сказала я.

– Там чек, – сказал он, – подписан Рик Мадерих, это нормально, не волнуйся. Тебе выдадут деньги по нему. Не все траты стоит совершать от лица короны.

– Да, я понимаю.

– Хорошо…

Он долго стоял, словно раздумывая, не сказать ли что-то еще.

Потом кивнул каким-то своим мыслям. И как-то резко развернулся. Вышел за дверь. Так аккуратно прикрыл…

Все. Больше никаких прощаний. Никаких обещаний заглянуть снова.

Это была случайность.

И к лучшему.

Я долго стояла… Сначала слушала его шаги на лестнице, потом далеко внизу. Он обменялся парой слов с Нандой. Вышел, тихо звякнул колокольчик.

Вот и все.

Я села на кровать. Закрыла лицо руками.

Как же мне жить с этим дальше? Я не смогу забыть.

Шаги.

– Мэр?

Нанда зашла. Глянула на меня, нахмурилась. Подошла, селя рядом.

– Что такое, Мэр? Он обидел тебя? Что он сделал?

– Ничего, – я всхлипнула. Вдруг поняла, что сдержаться не могу. – Все хорошо.

– Мэ-эр… – Нанда попыталась заглянуть мне в лицо. – Ну-ка? Что с тобой? Посмотри на меня.

Я давно не плакала, даже когда Миклош бил меня. Не помню, когда плакала в последний раз. Думала, меня ничем не задеть, все слезы закончились… А сейчас словно прорвало. Не могла ничего сделать. Слезы текли по щекам.

Нанда волновалась, никак не могла понять.

– Обидел тебя? Ну? Скажи? Он оставил деньги, Мэр. И чек и наличные. Можно даже Миклошу все не отдавать, он не узнает. Да что с тобой, в конце концов? Что случилось?

– Ничего, – я мотала головой. Всхлипывала. Словно девчонка.

– Да что же… Ты его знаешь, да? Что это за человек? Да прекрати, Мэр!

Я уже собиралась объяснить… нет, не про императора, конечно. Про первый раз, про то, что до сих пор помню, как он был нежен со мной…

И вдруг – колокольчик на двери. Грохот.

– Мэр! – пьяный голос снизу. – Мэр, какого хрена?! Нанда? Почему никто не встречает?!

Миклош.

Нанда вскочила.

– Так, я иду, – быстро сказала она. – А ты быстро вытри слезы!

Я кивнула.

У меня две минуты буквально, чтобы привести себя в порядок, сделать вид, что ничего не было. Иначе, будет совсем плохо.

* * *

– Ну-ка, иди сюда! – Миклош едва стоял на ногах. – Почему не встречаешь? С-сучка! Чем ты там занята? Иди сюда!