они тайком вставили себе в матку спирали – эти витые металлические штучки, очень эффективные противозачаточные средства? Я подумывала о том, чтобы сделать то же самое, но не решилась: мне была нестерпима мысль о том, что кто-то засунет внутрь меня руку. После одних обычных родов и вторых, с кесаревым сечением, у меня было такое чувство, что мое тело навсегда закрылось для гинекологических вмешательств. Не так давно я несколько недель психовала перед тем, как у меня должны были взять мазок, и в итоге отказалась, как только медсестра заглянула внутрь меня.

– У вас менструации не закончились, – сказала медсестра, и это прозвучало как предостережение.

* * *

После детского дня рождения мы все уселись в машину, оставленную на стоянке промышленного центра. Моросил мелкий дождь. Мальчишки стонали на заднем сиденье, перечисляя все, что было плохого на празднике, и ссорились между собой. Джейк, не глядя на меня, предложил заехать в супермаркет, и я согласилась. Мой голос почти не был слышен на фоне шуршания шин по асфальту. Я закрыла глаза, чтобы чувствовать только то, как быстро мы едем и насколько я позволяю себе плыть по течению.

Я понимала, что должна жалеть единорога, ощутить его боль своей кожей.

«Бедняжка», – всегда говорила моя мать, переворачивая страницу книги.

Но меня тянуло к птицеженщинам. Я не могла удержаться и то и дело пыталась представить, как это могло быть – как мои крылья расправляются, как весь мир расстилается подо мной.

Глава 8

Ощущения возникли не сразу. Они приходили медленно, постепенно. Мы пошли в супермаркет, и я долго продумывала разные блюда, которые приготовлю для всех и которые Джейк будет есть. Будет сидеть и жевать приготовленную мной еду, глотать ее. Я приглядывалась к ситуации издалека, искала лазейки, через которые могла бы ускользнуть. Мне казалось очень важным вынести эту самую мысль: я буду от бивать мясо, переворачивать его на сковороде, а Джейк его будет жевать, переваривать, и оно будет становиться частью его тела.

Я подумала и решила, что стерплю это, но заметила и другое ощущение – в области пупка или чуть ниже, ближе к шраму, оставшемуся после кесарева сечения. Оно распространилось по всему животу и было похоже на предменструальный спазм или раннюю схватку. Это заставило меня насторожиться. Когда Джейк вернулся ко мне с тележкой, я обратила внимание на то, что он, наклоняясь к самой корзине, улыбается, рассказывая Тэду что-то смешное, а Тэд развалился на специальном детском сиденье и с такой силой сжимал пухлыми пальцами ручку тележки, что они побелели.

Мальчики проголодались, так как на детском празднике они почти ничего не ели, и, пока мы делали покупки, наши дети ходили по магазину, пошатываясь из стороны в сторону, словно у них вдруг ослабли мышцы, и хватали с полок что попало. Мы с Джейком, повинуясь чувству ответственности, уподобились работникам службы безопасности магазина: стали резко одергивать детей и убирать на место шоколадные батончики. То, что мы друг на друга не смотрели и друг к другу не прикасались, значения не имело. За годы совместной жизни мы научились выступать одной командой, стали, можно сказать, единомышленниками. Мы делали – или не делали – одно и то же.

Меня потрясало то, как сильно новая реальность была похожа на прежнюю, как мы все еще могли действовать дружно и исполнять свои обязанности слаженно.

В тот вечер ужин на себя взял Джейк. Они с Пэдди готовили бургеры, и Джейк разрешил нашему старшему сыну колотить по отбивным кулаками. А потом мы купали детей, и это тоже было как обычно. Джейк сидел около ванны и сдерживал буйство мальчишек в воде, а я суетилась рядом, доставала из шкафа пижамы, стелила постель, а потом читала мальчикам на ночь книжки. Я делала все это и гадала: неужели мы сможем вот так прожить всю жизнь, не глядя друг другу в глаза?

Иногда я гадаю: может ли кто-нибудь что-то представить до того, как оно случится? Брак и материнство в каком-то смысле смерть. Никто не выходит из этого таким же, каким был раньше.

Даже теперь мне трудно смотреть на ту женщину (меня), на тех мальчиков (моих сыновей) ясно и четко. Мое зрение до сих пор искажено, оно пропитано нашей общей кровью, а также их странствиями по моему измученному телу.

Глава 9

После ужина, когда дети играли на полу, Джейк подошел и сел рядом со мной. Мне до сих пор кажется, что он тогда хотел предложить мне посмотреть сериал или фильм, когда дети заснут, – так мы поступали с тех пор, как я забеременела Тэдом. Я часто гадала потом, что бы случилось, если бы мы так и сделали. Я вижу эту воображаемую возможность – она наверняка существует в каких-то иных измерениях, – вижу так же ясно, как все, что случилось на самом деле.

Я положила бы Джейку ноги на колени, и уж это определенно выглядело бы как прощение. Он позволил бы мне взять пульт – это стало первой из множества поблажек – мы повернулись бы лицом к экрану, дали бы ему поглотить нас, и кино сделалось бы живым существом, бесконечной альтернативной реальностью. А в другой вечер, не в этот, но вскоре после этого, Джейк положил бы руку на мои ступни. Это стало бы первым прикосновением, и мы сумели бы все начать сначала.

Но как только заснули мальчики, легла в кровать и я. Перед этим поухаживав за кожей. Это было действо сродни детским молитвам перед сном. Я наносила ночной крем на лицо ровными круговыми движениями, нежно и бережно прикасаясь к щекам. Прежде чем выключить свет, я нанесла крем на руки – дорогущий, с исключительно органическими ингредиентами, призванными создавать иллюзию успокоения и помогающими заснуть. «Ночь вполне может быть нормальной, – мысленно сказала я себе. – Я весь день совершала самые обычные поступки. Я веду себя как всегда».

Я еще даже засыпать не начала, когда услышала шаги Джейка. Я мысленно отдалась странному чувству – попыталась притвориться спящей, заставить себя дышать как можно ровнее и медленнее. Но муж сел на край кровати, и под весом его тела матрас немного наклонился.

Наверное, мне стоило включить ночник, но я не стала этого делать. В эти мгновения любое движение представлялось мне капитуляцией, согласием с тем, что Джейк имеет право находиться рядом со мной.

– Что тебе нужно? – проговорила я тише, чем хотела, почти шепотом.

Темнота