– Хорошо, – отвечаю я. – Но не следует ли нам выяснить, что происходит?

– Сейчас важно разобраться с текущими делами, – возражает Тобиас. – Вернуться в город. Найти способ победить эрудитов. А потом мы выясним, о чем говорил Маркус. Договорились?

Я киваю. Разумный план. Но я сомневаюсь. Разве надо просто идти вперед и отбросить правду? Когда я узнала, что я дивергент… а эрудиты нападут на альтруистов… все изменилось. Иногда истина рушит намерения человека.

Но трудно уговорить Тобиаса делать то, чего он не хочет. Еще сложнее обосновать мои предчувствия.

Поэтому я молчу. Но остаюсь при своем мнении.

– Биотехнологии существуют уже давно, но они до сих пор не особенно эффективны, – увлеченно восклицает Калеб. Он ест корочку хлеба. Сначала он расправился с мякишем, он привык так делать с раннего детства.

Мы сидим в кафетерии, расположившись у окна за крайним столом. По его краю идет резьба в форме букв «Д» и «Т», соединенных сердечком, таких маленьких, что я едва могу их разглядеть. Слушая Калеба, я вожу пальцами по резьбе.

– Но ученые Эрудиции некоторое время назад придумали исключительно эффективный раствор минеральных веществ. Для растений он лучше, чем почва, – поясняет брат. – И он – предшественник мази, которую тебе дали для лечения плеча. Ускоряет рост новых клеток.

Его глаза горят энтузиазмом от только что полученной информации. Не все эрудиты одержимы жаждой власти и лишены соображения, в отличие от их лидера, Джанин Мэтьюз. Некоторые, как Калеб, жадны до всего нового. Они не успокоятся, пока досконально не узнают, как устроена Вселенная.

Опершись подбородком на руку, я улыбаюсь брату. Утром он выглядел совершенно разбитым, и я рада, что он отвлекся от горестных мыслей.

– Значит, Эрудиция и Товарищество работают рука об руку? – подытоживаю я.

– В общем, да, – отвечает он. – Разве ты не помнишь глав из нашей книги по истории? Этих людей еще называют «ключевыми». Без них мы бы не выжили. Иногда их именуют «фракциями процветания». Они имеют четкую цель – соединить в себе и то, и другое.

Мне услышанное не слишком нравится. Действительно, наше общество зависимо от эрудитов. Они и вправду играют главную роль. Без них не было бы ни развитого сельского хозяйства, ни медицины, ни технического прогресса.

Я начинаю грызть яблоко.

– Ты не будешь свой тост? – спрашивает Калеб.

– У хлеба вкус странный, – говорю я. – Хочешь, съешь.

– Я поражен их уровнем жизни, – продолжает он, забирая тост с моей тарелки. – Полное самообеспечение. Они владеют источником энергии, водой, имеют уникальную систему фильтрации, производят пищу… Они независимы.

– Да, – соглашаюсь я. – И непричастны. Должно быть, здорово.

Это и в самом деле неплохо. Огромное окно кафетерия впускает внутрь потоки солнечного света. Мне кажется, что я сижу на улице. Члены Товарищества группами разместились за соседними столами, их яркая одежда красиво выделяется на фоне загорелой кожи. На мне желтый цвет выглядит тусклым.

– Товарищество – не из тех фракций, которые тебя привлекали, – ухмыляется Калеб.

– Допустим.

Несколько посетителей через пару стульев от нас вдруг начинает хохотать. Они даже не посмотрели в нашу сторону с тех пор, как мы взяли еду.

– Давай потише. Я не желаю кричать об этом на каждом углу.

– Извини, – шепчет он и наклоняется поближе. – А какие у тебя были склонности?

Я инстинктивно выпрямляюсь и напрягаюсь.

– А зачем ты выспрашиваешь?

– Трис, я твой брат. Ты можешь доверять мне.

Зеленые глаза Калеба совершенно спокойны и непроницаемы. Он отказался от ненужных очков, которые носил у эрудитов, надел серую рубашку Альтруизма и коротко постригся. Так он выглядел всего два месяца назад, когда мы жили через коридор друг от друга. Тогда мы собирались перейти в другую фракцию, но не не осмелились даже поговорить откровенно. Теперь я не хочу повторять старую ошибку.

– Альтруизм, Лихачество и Эрудиция, – выпаливаю я.

– Три фракции? – подняв брови, переспрашивает он.

– Да.

– Многовато, – хмурится он. – В рамках инициации в Эрудиции мы выбирали область исследований, и я занялся симуляциями в тесте на склонность. Поэтому кое в чем разбираюсь. Человеку реально трудно получить два результата. На самом деле программа такого не позволяет. А получить целых три… просто невозможно.

– Ведущей пришлось вмешаться в задания, – говорю я. – Она переключила тест на ситуацию в автобусе, чтобы исключить Эрудицию. Но только у нее не получилось убрать эту фракцию.

– Значит, вмешательство, – тянет он. – Интересно… как ведущему удалось взломать шифр. Такому не учат.

Я задумываюсь. Тори – мастер татуировок и доброволец на тестировании. Откуда она знала, как залезть в программу? Она разбиралась в компьютерах, но на уровне хобби. Конечно, вряд ли бы ей позволили копаться в симуляции.

И тут в голове всплывает один из моих с ней разговоров. Я и мой брат перешли из Эрудиции.

– Она из бывших, – удивляюсь я. – Сменила фракцию.

– Вероятно, – кивает он, барабаня пальцами по столу. Наши завтраки остывают, но нам все равно. – Что это означает с точки зрения твоей биохимии мозга? Или анатомии?

Я усмехаюсь.

– Без понятия. Но я всегда нахожусь в сознании во время симуляций. Иногда могу силой воли выйти из них. Иногда они даже не срабатывают. Как та, сделанная для атаки.

– А как ты выходишь в реальность?

– Ну…

Я пытаюсь вспомнить, хотя прошло не больше пары недель.

– Сложно сказать. Симуляции лихачей заканчиваются автоматически, если тебе удается успокоиться. Но вот одна из них… тогда Тобиас понял, кто я такая… я сделала нечто невероятное. Разбила стекло, просто приложив к нему руку.

Калеб становится отстраненным, будто мысленно перенесся куда-то очень далеко. На симуляциях с ним ничего подобного не случалось. Сейчас он пытается понять мои слова. Я чувствую, что краснею. Брат анализирует мой мозг так, как анализировал бы работу компьютера или другого «железа».

– Эй, вернись.

– Прости, – бормочет он, снова обретая нормальный вид. – Я просто…

– Восхищен. Ага, понимаю. Когда тебя что-нибудь восхищало, ты всегда выглядел как зомби.

Он смеется.

– Может, сменим тему? – прошу я. – Рядом нет ни эрудитов, ни изменников-лихачей, но мне неловко обсуждать все это на людях.

– Договорились.

Но прежде чем Калеб успевает начать рассказ об очередной системе фильтрации, двери распахиваются, и в кафетерий входит группа альтруистов. Они облачены в одежды Товарищества, и мне сразу ясно, к какой фракции они принадлежат. Молчаливые, но не мрачные, они улыбаются членам Товарищества, некоторым кивают, а с парой человек перекидываются вежливыми фразами.