на черно-бурую лисицу. Либо с поезда, либо с самолета, но уже попал в загребущие руки ведьмы. Повезло, как утопленнику. И многое говорит об уме этой самой ведьмы. От гастрономического интереса к жителям столицы она, похоже, воздерживается, предпочитая приезжих, поиском которых особенно заморачиваться не станут. Да и поди определи, где именно пропал человечек: на малой родине, по прибытии или в дороге?

Тварь заметила взгляд. Наверняка и дверь закрыла неплотно специально, чтобы «гость» увидел человечка, но снова промолчала, лишь вздохнула, понимающе. Один ноль в ее пользу. Впрочем, нет… все десять. Некр и так поостерегся бы бить в полную силу: стены хиленькие, дом жилой и тех, кто в кроватках почивает по причине глубокой ночи, просто неприличное количество. Зацепит ведь. И хорошо, если кошмарами дело обернется, а если у кого сердечко слабое?

Но если незнакомым, безликим соседям он способен навредить чисто теоретически и задеть разве лишь по касательной, то парня станет гробить, прекрасно отдавая в том себе отчет. Тот и так-то отправится отсюда (если удастся) изменившимся, а хлебнув потусторонней силы, ведь может и не выйти вообще, вперед ногами разве лишь.

— Крайне удобное приобретение, — заметил Некр равнодушно.

— Мне тоже этот юноша по душе, — улыбнулась ведьма. — Как увидала, сразу поняла — мой.

— А я не про него. Про телевизор, — сказал Некр и позволил себе закатить глаза к потолку, — раньше околдованного с первого взгляда распознать удавалось. А теперь иной раз и не понять: сам человек в экран вперился или помог ему кто.

— Никак осуждаешь меня, Некр?

Надо же… она и в лицо его знает, и по имени. Хотя по должности он всегда на виду: ни одного официального мероприятия теневой светской жизни столицы, как правило, без него не обходится. Впрочем, неприятно все равно. Знающий имя имеет власть — так говорили в древности. И пусть его кличка никогда не несла в себе иных функций, чем упрощенческих (некромант по прозвищу Некр — просто, легко и запоминается мгновенно), а за столько лет прикипела все же, проникла под кожу и в сердце.

— Разумеется, — это еще мало сказано.

— Не тебе, вечно-живущий, меня осуждать… — прошипела она. На окончании последнего слога, звучание ушло в инфрачастоты, заставив сердце в груди пропустить удар.

Удивительно, тварь почему-то интересовало его отношение. Только потому Некр произнес:

— Я длинную человеческую жизнь прожил, прежде чем стал таким, как сейчас.

Вряд ли она этого не знала. О том, через что именно проходили некроманты, не представляли лишь люди. Впрочем, человечки вообще не имели ни малейшего понятия о том, с кем живут бок-о-бок с незапамятных времен.

— И всю человечность растерял по дороге.

— Кто бы говорил… — протянул Некр и ударил без предупреждения, но прежде постарался, как мог, изолировать кухню. Околдованного парня было искренне жаль — почти несвойственное чувство для некромантов, относящихся к людям слегка брезгливо, но подумать об этом следовало позже, а пока — довериться интуиции.

Убивать человека — молодого, сильного, здорового, должного прожить немало лет, — он не желал и именно потому не решил дело одной атакой, сформировал сеть мрака, напитал пламенем Вия да кинул. Неудачно. Тварь отпрыгнула со скоростью, несвойственной ни людям, ни ведьмовской братии. Разве лишь метаморф сумел бы за ней угнаться. И это тоже было неправильно.

— Сверха недавно сожрала? — поинтересовался Некр, не слишком вежливо обзывая всю магическую ватагу вне зависимости от специализации.

Сверхи — они же сверхъестественные существа и чувствительные к теневому миру и Рубежам люди. Силы от них больше, но и возни с ними не оберешься. Те же ведьмы и колдуны могут продлить свой земной век, но не до бесконечности. Метаморфы — те же люди, только стареют раза в три медленнее. Некроманты и рыцари — уже иное, неподготовленным ужаснуться впору и фильмы про восставших мертвяков поминать. Вытянутая из сверха сила на некоторое время наделяет пожравшего ее несвойственными тому свойствами.

— Все тебе поведай…

— Девчонка-ящерка, не так ли?

— Съела, amante, съела, — проскрипела тварь гнусавым голосом, — и тебя съем.

— Вряд ли, — бросил Некр ей в лицо вместе с подходящим заклятием. Одновременно он перегородил выход в коридор зеркальной стеной, потому тварь еще и отражением выплеснутой им силы припечатало. — Мною ты подавишься в любом случае, даже если проиграю, — потому что имя ему Смерть — для таких вот… более всего на свете перехода в Навь боящихся и за существование среди живых держащихся.

Серый тлен, наконец, достиг цели, закружил тварь вокруг оси, запорошил плечи и голову, очень удачно обернул к зеркальной двери, позволив насладиться отражением, передавшим ее истинную суть: костлявой дряхлой старухи с сухой пергаментной кожей, кровавыми, отнюдь не человеческими глазами, полопавшимися сосудами и клыками, которым позавидовал бы любой саблезубый тигр.

В подобные моменты на ум всегда приходило сочинение одного излишне романтичного «мальчишки». Помнится, в нем один не слишком умный колдун захотел вечной молодости и заключил старость в собственном портрете. Умер он от разрыва сердца, однажды полюбопытствовав, каким же стал с прожитыми годами. Увы, ведьма оказалась менее впечатлительной.

Пришлось шлифануть серый тлен безысходностью. Со стороны это выглядело так, словно Некр вытянул из потустороннего мира сизый дым, сформировал из него копье и кинул. Острие воткнулось, куда надо — в район солнечного сплетения, поражая не только плоть ведьмы, но и душу.

И все же он находился в логове кровожадной дряни, невесть сколько коптящей воздух, к тому же вынужденно действовал на два фронта: выпуская гибельную для всего живого силу и одновременно ее же и сдерживая. Раньше или чуть позднее Некр обязательно поплатился бы за такое. И он поплатился.

Ледяной вихрь едва не сбил его с ног, закружив на месте — не магия стихий, удачно активированный охранный амулет, незамедлительно отыскавший главную угрозу. И пока Некр крутился, ведьма шарахнулась от зеркала и подскочила к нему. От удара обсидиановым ритуальным ножом, которым она, наверняка, вспарывала своих жертв, Некр успел увернуться, рубанул ребром ладони по костлявому запястью — кажется, кожа посыпалась струпьями — и выбил опасное оружие, а того, которое тварь прятала меж пальцев другой руки, не заметил. Под кожу вошла заговоренная стальная игла, проникла в вену и понеслась по ней к сердцу. Убить не убьет, но как же погано ему скоро будет! Значит, нужно обезвредить тварь до этого момента.

«Не обезвредить, а уничтожить!» — поправил самого себя