– Нет, – насупился Щур. – Не скажу. Антоныч не велел. Точнее, наоборот. Велел не говорить.

– Не поняла? – удивилась Настя. – Это как? Говори, говорю.

– Нет, – опустил глаза в пол Щур. – Антоныч сказал так: «Если ты им расскажешь все, что видел и слышал, то они выработают стратегию, но она будет необъективна, так как ты и сейчас знаешь меньше, чем я, и базироваться на твоих теперешних знаниях глупо. А когда они прибудут сюда, я буду знать еще больше. Зачем мне рушить уже сложившиеся у них стереотипы и в очередной раз ломать с кем-то копья?» Я два раза попросил его эту фразу повторить, чтобы запомнить.

– Вот старый еврей! – повертел головой Наемник.

– По сути, он прав, – заметила Марика, которая тоже присутствовала при этом разговоре. Ее припер с собой Жека, вызвав недовольство Голда и Насти.

Кстати, Настя и мой консильери вроде поладили сначала, только вот ненадолго. Но открытой вражды не было, они просто не общались друг с другом – и все.

– Поясни, – попросил ее я, желая проверить, совпадет моя догадка с ее или нет. Раньше всегда совпадали, все-таки учителя у нас с ней были одни и те же.

– У него уже есть план. – Марика положила ногу на ногу. – И ему проще доказать его действенность, если мы будем опираться на его данные, чем на те, которые получены нами ранее. Вопрос в другом: точно ли его план выгоден нам? Насколько мы верим этому человеку?

– Мы – верим. – Настя не смотрела на собеседницу. – А твое мнение не является решающим.

– Це-це-це! – как-то по-восточному сказал Голд и помахал указательным пальцем. – Верим – не верим, это дело такое… Не торопись с выводами. Но в целом логика Льва Антоновича ясна, тут я с Марикой согласен. И даже предлагаю не мучить дальше по этому поводу Щура. Нет, если мы захотим, то он все нам расскажет…

Щур ухмыльнулся, видимо думая, что Голд шутит. Вот интересно, что сделал Оружейник, раз этот парень так держит свое слово? Ведь перед ним – вся верхушка семьи, он должен соловьем петь.

– Смешной ты. Наивный, – улыбнулся и консильери, а следом за этим гаркнул: – Азиз!

– Э? – В дверь всунулась голова моего телохранителя.

– У тебя давно женщины не было? – строго спросил у него Голд.

Голова повращала глазами, как бы говоря: «Ну, так».

– Смотри какой, – показал пальцем на Щура консильери.

Голова окинула парня взглядом и облизнула толстенные губы широким как лопата языком.

– Это! – Щур принялся тревожно перебирать ногами, будто собираясь куда-то бежать. Он знал, что Азиз не по этой части, но кто его, черта черного, разберет. – Так нельзя.

– А ты говоришь – не расскажешь, – добродушно попенял ему Голд. – Все, Азиз, не смущай мальчонку.

Зимбабвиец ухмыльнулся, подмигнул окончательно струхнувшему Щуру и покинул дверной проем.

– На самом деле это неправильно, – продолжил Голд, не обращая внимания на наши смешки. – Не знать точно, куда едем и что там есть, – это ошибка. Но…

– Ну, Антоныч! – Щур даже головой помотал. – Он и сказал мне, что вы именно так рассуждать будете. И велел мне рассказывать все, кроме информации о Совете Восьмерых и его планов на них. Хотя о планах я особо ничего и не знаю, он меня в них не слишком посвящал. И Эмиссара – тоже.

– Я же говорю: еврей. – Наемник хлопнул ладонью о ладонь. – Ни слова в простоте.

– Ни два ни полтора, – поддержал его Жека.

Мои предположения совпали и с мнением Марики, и с мыслями остальных, хотя окончательные логические выкладки Оружейника все равно остались для меня загадкой – мы и так прокачаем ситуацию до стадии принятия каких-то решений.

– Ладно. – Я хлопнул ладонью по столу. – Поведай нам о том, о чем можно.

Щур рассказывал долго и с удовольствием. Как видно, здорово ему в этом Новом Вавилоне понравилось.

Кстати, название возникло не на ровном месте. Это был истинный Вавилон. Не в смысле постройки башни до неба, а из-за смешения рас и языков.

Как стало нам понятно из рассказов «волчонка», там население было еще более пестрым и интернациональным, чем у нас. С той, правда, разницей, что у нас народ как-то сплотился, исходя из того, что нет ни эллина, ни иудея, а там такого не произошло, вследствие чего жители расселились по национальному признаку, основав восемь общин (их еще называли кварталами, концами, секторами или районами, кто как хочет).

При упоминании числа «восемь» народ запереглядывался – вот тебе и весь секрет. Понятно теперь, что там за совет такой.

Открытой вражды между жителями не было; арабы из мусульманского квартала не задирались с евреями, которые свою общину основывать не стали, расселившись кто куда; китайцы и корейцы мирно проживали в азиатском квартале бок о бок; а русские, которых там тоже было немало, и не думали лезть в драку с американцами, несмотря на то, что последние века два на той Земле любви между ними не наблюдалось.

Никто ни с кем не враждовал, но при этом и сближаться не стремился. Каждая община преследовала личные цели и осваивала свои пути развития в этом мире. Кто-то сосредоточился на торговле – скупке товаров у людей, живущих рядом с городом, и продаже добытого добра на рынке, другие занялись рекой (этим промышляли американцы, Ривкин был из их общины), третьи исследовали новую землю в поисках ресурсов и товаров. Иногда зоны интересов пересекались, но пока удавалось обходиться без серьезных конфликтов.

Впрочем, со слов Щура, в дальнейшее мирное сосуществование этих людей наш Оружейник не верил, поскольку проскользнула фраза, которая явно не принадлежала рассказчику: «Все это здорово, пока есть что делить и продавать. А как ресурс выработают, как до точки кипения дойдет, тут веселье и начнется».

А ресурс был. Город, как и рассказывал когда-то Ривкин, достался жителям не пустым, а с начинкой в виде оружия, припасов и много чего еще. Это нам перепали дырявые стены, пустые дома да старый меч титанических размеров, а там всего было если не с избытком, то в достатке точно. Ресурсы поделили еще в начале заселения, тогда же были установлены правила общежития и даже первичные законы взаимного существования. Причем они соблюдались до сих пор, по крайней мере формально.

И снова за Щуром замаячила тень Оружейника. «Формально» – это его слово. Стало быть, с виду все чинно и благородно, а изнанка может оказаться какой угодно. Я глянул на Голда и понял, что он думает так же.

Окончательно мне стало понятно, что имел в виду Оружейник, говоря о точке кипения, когда Щур упомянул, что народонаселение города прирастает стремительно. Люди прибывают постоянно – кто-то натыкается на него случайно, бродя по лесам и горам, кто-то узнает про него от бродячих торговцев и, как выразился Щур, изыскателей. А кто-то прибывает туда в качестве раба, и таких немало.

– О как, – проникся я. – Так у них там рабовладение узаконено?