В итоге додумалась до того, что такое ничтожество, как я, не имеет права на дальнейшее существование. От суицида останавливала единственная здравая мысль: хозяйка квартиры, которую я арендовала, не заслужила подобного счастья.

Но мысль о самоубийстве, тем не менее, казалась невероятно притягательной. Я с упоением смаковала ее. Жаль, не успела обзавестись каким-нибудь милым домашним питомцем, который мог бы обглодать мои бренные останки. Я представила себе лицо Семёнова, обнаружившего эту макабрическую картину. Но что айтишнику делать в моей квартире? Скорее уж, хозяйка, не дождавшись ежемесячного платежа, примчится на разборки. Но хотелось, чтобы первой меня всё-таки обнаружил Семёнов. Как наяву представляла, что он приходит в ужас от факта моей преждевременной кончины во цвете лет и впадает в отчаяние. А затем отправляется в монастырь – до конца жизни замаливать свои грехи передо мной. Надо только грамотно предсмертную записку сочинить, чтобы не возникало сомнений, кто довел меня до черты. Потом я представила лицо мамы, получившей известие о скоропостижной смерти дочери, и как-то сразу погрустнела. Нет, самоубийство стоит отложить.

Подобная белиберда крутилась в голове, как попавшая в чарт убогая мелодия, весь оставшийся день и бессонную ночь. Утро пятницы я встретила психически больным человеком. У меня наблюдался практически полный набор симптомов: бредовые идеи, спутанность сознания. Не хватало только тихих вкрадчивых голосов, чтобы диагноз можно было считать подтвержденным.

Под вечер в квартире раздался звонок, от которого я подпрыгнула на месте и закричала. Настолько неожиданным и громоподобным показался звук. Памятуя о предыдущих визитах Павла, посмотрела в глазок. Пускать в дом этого человека я не собиралась.

Но посетителем оказался не Павел. На лестничной площадке мялся Семёнов.

– Решил проверить, как ты тут, – сообщил айтишник, когда я открыла дверь.

Не дожидаясь приглашения, шагнул в прихожую. Я прислонилась к косяку и, скрестив руки, наблюдала, как айтишник разувается.

– Ох, ни фига себе! – выдал Семёнов, присмотревшись к моему лицу. – Что с тобой творится, Афанасьева? Может, врача вызвать?

Я помотала головой и прикусила задрожавшую губу.

Семёнов бесцеремонно прошествовал на кухню, открыл холодильник.

– Афанасьева, как ты жива-то ещё? Ты чем вообще питаешься?

Не дождавшись ответа, вытащил на свет литровую бутыль текилы, которая вот уже третий год странствовала со мной по Москве. Из одной квартиры в другую. Не люблю крепкий алкоголь. Текила была куплена в стародавние времена в дьюти-фри турецкого аэропорта и должна была стать украшением моего стола по случаю дня рождения. Но на неё до сих пор так никто и не позарился.

– Давай, Афанасьева, садись, – айтишник взял меня под локоток и препроводил к креслу. – Сейчас лечиться будешь.

Семёнов порылся в кухонных шкафах и достал один из винных бокалов. Спасибо, что не полуторалитровый. Есть у меня такие. Используются для дорогих вин, чтобы можно было позволить себе насладиться букетом. Айтишник щедро плеснул в бокал текилы и поставил его передо мной. Я помотала головой и отодвинула целебную микстуру из агавы.

– Чё так?

– Не люблю текилу, – прохрипела я севшим от двухдневных рыданий голосом.

– Понятно… Так. Я в магазин. А ты сиди тут и никуда не уходи.

А куда мне идти? Кому я нужна? Предательские слёзы заструились по щекам.

– Не реви, Афанасьева! Я мигом. Не успеешь соскучиться.

И Семёнов выскочил за дверь. Вернулся он довольно быстро, что неудивительно. На первом этаже дома располагались все необходимые магазины.

Айтишник принялся хозяйничать на моей кухне. Засунул в микроволновку пиццу, расставил тарелки, разложил вилки с ножами. Когда пицца уже дымилась в тарелках, на столе появилась бутылка моего любимого вина. Он что, телепат?

– Как ты узнал?

– Ничего сложного. У тебя тут алкогольный супермаркет в доме. Показал консультантам твою фотку в телефоне, они и рассказали, что ты обычно покупаешь. На всякий случай взял две.

Господи! Это ж надо так уметь! Всего одной фразой выставить меня алкоголиком-неудачником.

Утро. Голова трещит. Во рту песчаные барханы. Так. Что было вчера? Вечером заявился Семёнов. Кормил меня, поил. А когда он ушел? Не помню. Остаток дня обрывался, как кинохроника убитого репортёра. Ладно, неважно. Главное, чтобы на работе не трепался о том, в каком виде меня застал.

– Здорово, Афанасьева, – раздалось слева от меня.

О нет! Только не это! Господи, сделай так, чтобы голос Семенова мне померещился! Пожалуйста!

Не померещился.

Айтишник, на котором из одежды были лишь облегающие боксеры, перелез через мою тушку, поднялся, бросил хитрый взгляд.

– Как голова? Не болит?

– Болит, – на автомате ответила я, переживая, пожалуй, самый сильный шок в своей жизни.

Потом подорвалась, чтобы встать, но плюхнулась обратно. Нет, пока лучше не шевелиться.

С сомнением посмотрела на Семёнова. В голове закрутился незатейливый мотивчик: «Дала, не дала, не могу понять»[2].

– Семёнов, только не договори, что у нас… Что мы с тобой…

– Расслабься, Афанасьева, не скажу. Не было ничего.

Я облегчённо выдохнула.

– Ты не в моем вкусе, – добил меня парень и отправился на кухню.

Даже не знаю, радоваться или огорчаться.

Вернулся он с кружкой, в которой что-то шипело и булькало.

– Надеюсь, это яд? – с надеждой спросила я.

– Аспирин. Пей давай, ты мне живая нужна.

Интересно, для чего? Я же вроде как не в его вкусе.

Взяла заботливо протянутую кружку, с трудом поднялась, чтобы не облиться, пока буду пить. Одеяло соскользнуло.

– А почему я… Почему на мне нет одежды? – задыхаясь, спросила я.

– Ты ничего не помнишь, что ли?

Помотала головой, глядя на айтишника круглыми глазами.

– Так ты вчера ко мне приставала, – улыбнулся парень.

Всё. Полный провал! Убейте меня!

– Ты же сказал, что ничего не было!

– Так ничего и не было. Я ведь уже объяснил, ты не в моем вкусе. Но задница у тебя ничего так, – с этими словами Семёнов направился в ванную.

Обалдеть! Я к нему вчера приставала! Голая! Жесть какая! А он? Он побрезговал. Несмотря на то, что задница у меня «ничего так».

«Ну почему это не яд?» – вопрошала я господа бога, давясь растворённым в воде аспирином.

Прилагая неимоверные усилия, поднялась с постели. Срочно требовалось одеться, пока мужчина, с которым я провела сегодняшнюю ночь, плещется в душе. Где халат? Халат оказался неподалёку. Валялся на полу возле дивана. Пока поднимала его, упустила один важный момент – появление в комнате айтишника. Он тихо хмыкнул. Я взвизгнула и, путаясь в рукавах, принялась натягивать на себя махровое изделие.