— Нет, они делают меня сильнее, — ответил Убийца.

Конфуцианец кивнул. В пещере глухим эхом отдавались взрывы новогодних фейерверков. Лоа Вэй Фэнь закрыл уши ладонями и стоял так до тех пор, пока взрывы не затихли. Цзян внимательно смотрела на юношу.

— Звуки причиняют тебе боль? — спросила она.

— Нет, не звуки. Мне больно оттого, что они — их, а не наши. Это их Новый год, их новое десятилетие. — Он посмотрел на остальных участников Договора Бивня и констатировал очевидное:

— Все это принадлежит им, фань куэй, а не нам.

Раздававшийся за стеной Муравейника шум волн Хуанпу заглушил отголоски салюта, и на всех снизошло успокоение. Это был звук китайской реки. Их реки.

В свете факелов Резчик кивнул и расстегнул боковые замки изумительно красивого ящика из красного дерева, в котором на двух нефритовых подставках хранилась реликвия. Трое Избранных смотрели на первый портал, где сотни фигурок ханьцев с тонкими длинными косами за спиной, зажав в зубах соломинки, исполняли причудливый танец. Избранные знали, что это за соломинки и что означает этот танец.

— Картинка изменилась? — удивленно проговорила Цзян.

— Что? — спросил Резчик.

— Посветите мне, — приказала Цзян, склонившись над порталом в Бивне Нарвала. — Теперь посветите левее. — Резчик сделал так, как она просила, а Конфуцианец и Лоа Вэй Фэнь подались вперед, чтобы лучше видеть Бивень. — Вот, — сказала Цзян, — вы видели здесь раньше двух женщин в черном?

Резчик переместил факел, но на вопрос не ответил.

— Я никогда не видел их прежде, — заявил Конфуцианец.

— Может быть, кто-то…

— Нет, исключено. — Голос Резчика прозвучал глухо, но отчетливо. — Этого никто не мог сделать.

— Откуда же взялись эти две женщины? — спросила Цзян.

— Возможно, они были здесь раньше, но…

Цзян посмотрела на Конфуцианца таким взглядом, что тот немедленно умолк.

— Среди нас дураков нет. Мы не могли что-то просмотреть. Эти фигурки каким-то образом выдвинулись вперед.

— Что значит «выдвинулись вперед»? — осторожно осведомился Резчик.

— Не в физическом смысле. Они почему-то вдруг оказались в центре происходящего здесь.

— Действительно, — проговорил Резчик, подойдя ближе к Бивню. — Смотрите. — Он провел ладонью по поверхности священного предмета. Тень от его руки пробежала по резным фигуркам в портале.

— Что это?

— Бивень истлевает, разлагается, — сказал Резчик, — так, как с течением времени и должно происходить с любой вещью, и постепенно некоторые участки его поверхности становятся прозрачными.

— Пропуская свет туда, куда он раньше не попадал, — добавил Лоа Вэй Фэнь.

— Значит, женские фигурки уже были там, только мы их не видели, — проговорила Цзян. — Я всегда размышляла над тем, какую роль должны сыграть женщины в осуществлении Пророчества, но все эти годы, вглядываясь в портал, видела лишь неясные тени на заднем плане. Теперь, с разложением Бивня, эти женщины обрели отчетливые очертания.

— И все же я не понимаю, — покачал головой Конфуцианец.

— Что тебе непонятно? — спросил Резчик, снова проведя ладонью по Бивню.

— Этот Бивень — копия предыдущего Бивня, который, в свою очередь, являлся копией Бивня, существовавшего еще раньше. И так далее — вплоть до самого первого Бивня Нарвала, который наши предки получили от Первого императора на Священной горе.

Резчик ничего не ответил и даже не кивнул в знак согласия.

— Разве не так? — допытывался Конфуцианец.

Внезапно в пещере возникло напряжение. Убийца, сам того не замечая, положил ладонь на рукоятку ножа, Цзян, сидевшая на корточках, встала.

— С Бивня никогда не делалось копий, — тщательно подбирая слова, сказал Резчик. — Мы всегда были готовы к этому, если бы возникла необходимость, но этого так и не случилось. Бивень не копировали.

Тоненьким голоском, в котором прозвучало благоговение, Цзян спросила:

— Выходит, это тот самый Бивень, который Первый император передал нашим предкам на Священной горе?

— Да, — едва слышно ответил Резчик. Он посмотрел на реликвию и глубоко вздохнул. В пещере воцарилось глубокое, ничем не нарушаемое молчание. Наконец Резчик заговорил снова: — Эта тайна была самым тяжким бременем, которое моя семья несла все эти столетия.

— Но почему вы скрывали от нас? — спросила Цзян.

— У каждого из собравшихся здесь имеется свой секрет. Он часть силы Договора. И каждый из нас всегда ощущал, что получил этот секрет из рук самого Первого императора и нашего покровителя Чэсу Хоя.

— Но каким же образом… — начал было Конфуцианец, но Резчик только пожал плечами.

— У древних были свои соображения, которые умерли вместе с ними. Возможно, это, с их точки зрения, было своего рода страховкой. Однако происходящее с Бивнем представляет собой еще одну загадку реликвии. До последнего времени не наблюдалось никаких признаков его разложения. Как я уже сказал, каждый новый Резчик готовил себя к тому, что ему, возможно, придется изготовить копию Бивня, но этого, как видите, не потребовалось.

— Неужели Бивень, который находится перед нами, действительно тот самый? — спросил Конфуцианец. Он все еще не мог поверить в то, что ошеломляющая новость, которую они только что услышали, — правда.

— Да, тот самый, — подтвердил Резчик.

— Значит, можно предположить следующее: две с лишним тысячи лет назад Первый император хотел, чтобы мы увидели именно то, что мы видим сейчас, когда Бивень начал гнить?

— Да, очень логичное и, возможно, единственно правильное предположение, — отозвался Резчик.

Каждый из стоявших в глубокой пещере Муравейника молчал, пытаясь свыкнуться с открывшейся удивительной истиной. Теперь они видели перед собой не копию, а подлинное послание, пришедшее из глубины веков, со Священной горы. И реликвия, распадаясь, в буквальном смысле открывала им нечто новое и… говорила с ними.

— Он указывает нам путь, — произнесла Цзян. — Сначала появляются две эти женщины…

— Кстати, они как-то странно одеты, — проговорил Конфуцианец.

Замеченное им укрылось от внимания остальных. Цзян подошла к Бивню и внимательно осмотрела фигурки.

— Взгляните на их ноги! — ошеломленно проговорила она.

Крохотные ноги одной из женщин были забинтованы. Это, а также наряд в пекинском стиле, красноречиво говорило о ее благородном происхождении. Женщина явно принадлежала к маньчжурской аристократии. На второй было одеяние куртизанки с широким кушаком, какой обычно носили хозяйки привилегированных борделей. Точно таким же, какой сейчас осторожно поправила под плащом Цзян.

— Что все это значит? — осведомился Убийца.