— Что у нее с лицом? — спросил я. — Она его забинтовала?

— Нет, нет. Это никаб, — объяснил Теодор. — Если здесь царят турецкие обычаи, то женщины покрывают свои лица.

— Я всегда считал это дурацкой идеей, — сказал Ларри. — Если у тебя красивое лицо, то его надо всем показывать. А вот если она много болтает, то я за кляп во рту.

Улица ожидаемо привела нас к маленькой площади, которую украшала прекрасная раскидистая пиния, а в ее тени были расставлены столики и стулья. Кафешка, как и паб в любой английской деревне, служила источником не только еды и вина, но также местных сплетен и поклепов. Меня удивило, что за все это время мы не встретили ни одной живой души, если не считать женщины в никабе. Если бы все происходило в корфианской деревне, нас бы уже окружала голосящая праздная толпа. Но, выйдя на площадь, мы поняли — по крайней мере, так нам показалось — истинную причину: за столиками сидели мужчины, в основном пожилые, с окладистыми седыми бородами, в шароварах, потертых рубахах и charukias, необычных красных кожаных туфлях с загнутыми носами, украшенными цветастыми помпонами. Нас они встретили гробовым молчанием. Просто уставились, и все.

— Ага! — радостно воскликнул Мактавиш. — Kalimera[2], kalimera, kalimera!

Если бы дело происходило в греческой деревне, тотчас последовал бы ответ на это приветствие «С добрым утром!». Кто-то сказал бы: «Мы вам рады», другие Herete, то есть «будьте счастливы», третьи Kalimera. Здесь же не было никакой реакции, если не считать того, что один или два старика мрачно кивнули.

— Давайте займем пару столиков и выпьем, — предложил Мактавиш. — А когда они к нам привыкнут, мы все сплотимся.

— Что-то мне это не нравится, — занервничала мать. — Не лучше ли нам с Марго и Леонорой вернуться на катер? Здесь же одни мужчины.

— Глупости. Не заводись, — успокоил ее Ларри.

— Я понял, — начал Теодор, подняв глаза к раскидистой кроне, — я понял, почему этот мальчик побежал в деревню. Когда появляются иностранцы, местным женщинам предписывается сидеть дома. Вот он и побежал всех предупредить. И вообще, когда местные мужчины гуляют, появление дам… э-э… м-м… может им показаться… э-э… необычным.

Еще бы. Лица наших дам не прикрывал никаб, а Марго и Леонора к тому же были в открытых хлопчатобумажных платьях, выставлявших напоказ некоторые части анатомии.

Мы сдвинули несколько столиков, подвинули стулья и расселись. Деревенские, которые вопреки прогнозам Ларри превосходили нас числом раз в пять, продолжали молча глядеть на нас, бесстрастные, как ящерицы. После долгого ожидания, заполненного отрывочной беседой, из кафешки вышел пожилой мужчина и с явной неохотой подошел к нам. Сильно нервничая, мы встретили его дружным Kalimera, и, к нашему несказанному облегчению, он ответил тем же.

— Нам, пожалуйста, выпивку и meze, — сказал Мактавиш, гордившийся своим знанием греческого.

Последнее было излишним, так как meze, включающее в себя оливки, орешки, вареные яйца, огурчики, сыр и все такое, подается в Греции автоматически вместе с выпивкой. Даже бывший офицер королевской конной полиции, видимо, занервничал в этих обстоятельствах.

— Хорошо. — Хозяин кафе кивнул с серьезным видом. — Что вы будете пить?

Мактавиш собрал все пожелания, от имбирного пива и узо до бренди и рецины, и перевел на греческий.

— У меня есть только красное вино, — сказал хозяин.

Во взгляде Мактавиша промелькнула растерянность.

— Что ж, тогда принесите нам красного вина и meze.

Хозяин кивнул и прошаркал обратно в сумрачную кафешку.

— Зачем он меня спросил, что мы будем пить, отлично зная, что у него только красное вино? — риторически произнес Мактавиш.

Он очень любил греков и бойко говорил на их языке, но их логика его озадачивала.

— Все же так понятно, — с досадой ответил ему Ларри. — Он хотел узнать, что вы хотите пить, и если бы вы попросили красное, он бы вам его принес.

— Да, но почему сразу не сказать, что, кроме красного, больше ничего нет?

— В Греции это невозможно. Слишком логично, — терпеливо разъяснил ему Ларри.

Мы сидели за столом под недружелюбными взглядами и ощущали себя актерами на сцене, одновременно позабывшими все реплики. Наконец шаркающей походкой вышел хозяин со старым оловянным подносом, на котором по непонятной причине красовался портрет королевы Виктории. Он поставил на стол тарелочки с черными маслинами и порезанным на кусочки белым козьим сыром, а также два кувшина с вином и стаканы, хотя и чистые, но такие выщербленные и потертые, что с ними мог передаться целый букет редких болезней.

— Не сказать, чтобы мезные жители выглядели счазливыми, — заметил Макс.

— Чему ты удивляешься? — откликнулся Дональд. — Столько паршивых иностранцев свалилось на их бедные головы. Конечно, в Англии все было бы иначе.

— Ага, — саркастически подхватил Ларри. — Мы бы уже с ними отплясывали моррис[3].

Хотя мужской состав зрителей принципиально не изменился, в нашем нервном состоянии он стал казаться откровенно враждебным.

— Музыка действует успокаивающе даже на дикого зверя, — объявил Свен. — Я вам сейчас поиграю.

— Что-нибудь повеселее, — попросил Ларри. — Если это будет Бах, они сразу пойдут за своими дульнозарядными карамультуками.

Свен пристроил аккордеон на груди и сыграл чудную польку, которая бы растопила сердце любого грека. Но только не нашу аудиторию. Хотя напряженная атмосфера как будто несколько разрядилась.

— Я правда считаю, что нам троим лучше уйти на катер, — повторила мать.

— Нет-нет, дорогая миссис Даррелл, — запротестовал Мактавиш. — Уверяю вас, мне хорошо знакома подобная ситуация. Этим простым людям требуется время, чтобы привыкнуть к чужакам. Но поскольку музыка на них не действует, я думаю, пора попробовать магию.

— Магию? — Теодор подался вперед, с нескрываемым интересом заглядывая ему в глаза. — Это в каком же смысле?

— Фокусы, — пояснил Мактавиш. — Я увлекаюсь этим в свободное время.

— О господи, — вырвалось у Ларри. — Может, сразу раздать им бусы?

— Ларри, помолчи, — зашипела на него Марго. — Он знает, что говорит.

— Ну, если ты так считаешь…

Мактавиш направился в кафе и вынес оттуда тарелку с четырьмя яйцами. Он аккуратно положил их на стол и отступил на шаг, давая молчаливым жителям деревни пространство для обзора.

— Мой первый трюк — с яйцами! — Он произвел манипуляции руками, как профессиональный фокусник. — Могу я у кого-нибудь одолжить нечто, куда я их положу?

— Как насчет носового платка? — предложил Дональд.

— Нет, — он бросил взгляд в сторону деревенских, — что-то более зрелищное. Миссис Даррелл, не будете ли вы так любезны одолжить мне вашу шляпу?

В летние месяцы наша мать носила большую соломенную шляпу, в которой она, с учетом ее миниатюрности, была похожа на оживший гриб.

— Я бы не хотела, чтобы на ней остались пятна.