Завершилась речь весьма любезным приглашением мистеру и миссис Дэшвуд навестить ее в Бартон-коттедже, на что они не потрудились откликнуться с должным воодушевлением. Эдварду приглашение было повторено с еще большей любезностью. Разлучать Элинор с Эдвардом отнюдь не входило в планы миссис Дэшвуд, к тому же ей хотелось продемонстрировать невестке, до какой степени ей безразлично ее неодобрение.

Мистер Джон Дэшвуд снова и снова повторял мачехе, как ему бесконечно жаль, что она выбрала жилье так далеко и он не сможет помочь ей перевезти мебель из Норленда. Еще больше он сокрушался, что мебель придется везти морем, а значит, вероятность, что она доберется до места, крайне мала.

Миссис Дэшвуд договорилась о переезде в Бартон-коттедж на год и сообщила пасынку с невесткой, что там уже есть как сети, дренажные пробки и смотровые башни с колоколами — разумные меры предосторожности, имеющиеся в каждом прибрежном доме, — так и нетрадиционные средства защиты, установленные сэром Джоном. Он, дескать, заверил ее и в их действенности, и в том, что они никому не помешают. Элинор разумно ограничила количество необходимых на острове слуг до четырех — служанки, мушкетера и двух факельщиков, — которых им не преминули предоставить в Норленде. Слуги выехали немедля, чтобы подготовить дом к прибытию хозяйки.

Миссис Дэшвуд тем временем почти оставила всякую надежду, что пасынок выполнит обещание, данное умирающему отцу. Слишком много он говорил о всевозрастающих расходах на защиту дома, вызванных весенними паводками и Сезоном Чрезвычайнейшей Опасности, о своих постоянных тратах, а также о том, что миссис Дэшвуд с дочерьми, вполне вероятно, погибнут — если не по пути к девонширским берегам, то вскоре по прибытии, и что похороны ему тоже придется оплачивать из собственного кошелька; так или иначе, создавалось впечатление, что ему не хватает денег и без того, чтобы делиться своим скудным имуществом.

Не одну горькую слезу пролили они, прощаясь с поместьем, которое так нежно любили.

— Милый, милый Норленд! — восклицала Марианна, прогуливаясь перед домом под проливным дождем. — Когда я перестану тосковать по тебе?! Когда и где я обрету душевный покой?! Ах! Счастливый дом, тебе ли не знать, как я страдаю, глядя на тебя отсюда, быть может, в последний раз! Ты останешься прежним, не ведая о радостях и печалях, тобою причиняемых, не чувствуя разницы в людях, укрывшихся под твоей сенью! Но кому, кому теперь ты сможешь приносить радость?

Первая часть пути была проста; дилижанс доставил их до дока в Брайтоне, где на тот случай, если по какому-нибудь досадному недоразумению они очутятся в воде, им пришлось сменить легкую остроносую дорожную обувь на крепкие галоши. Затем их выстроили у доков перед священником, по традиции отпускавшим грехи всем, кто отправлялся в море. Когда они ступили на борт «Тарантеллы», бронированной трехмачтовой шхуны, которая должна была доставить их к берегам Девоншира, над головами у них кружили чайки, и крики их казались исполненными пророческой скорби.

Сердце Элинор сжалось от ужаса, когда берег Сассекса исчез из виду и корабль оказался со всех сторон окружен морем. Что до Марианны, то она млела в предвкушении новой жизни и считала капитана «Тарантеллы», хмурого и потрепанного малого с ревматической походкой и кукурузной трубкой, очаровательным проводником к удивительным приключениям, ожидающим их впереди.

Предчувствия Элинор вскоре подтвердились: стоило им после Дорсета взять право руля и войти в узкий пролив, ведущий к архипелагу сэра Джона, капитан приказал свистать всех наверх. По палубе мгновенно засновали угрюмые, просоленные морские волки, а из брюха корабля, из самого его нутра, начали быстро появляться бландербассы и мушкеты.

Не успели Дэшвуды понять, откуда идет опасность, как что-то с силой ударило о борт; грот-мачта выскочила из пяртнерса и повисла на такелаже под угрожающим углом; младший боцман, до того дежуривший на марсе, уцепился за рею, с каждой секундой сползая все ближе к бушприту и волнам, бьющимся о борта. Беспомощно хлопая гротом, шхуна просела с левого борта. Дэшвуды в страхе прижались друг к другу, наблюдая, как появившаяся из воды огромная разинутая пасть, в два ряда утыканная острыми клыками, легко и непринужденно сдернула висевшего над водой младшего боцмана.

Первой, когда моряки еще не успели зарядить свои бландербассы, а бомбардир — расчехлить пушку, опомнилась миссис Дэшвуд. Схватив со стены висевшее там запасное весло, она легким движением переломила его через колено и ткнула острым обломанным концом в бурлящее море — прямо в сверкающий, глубоко посаженный глаз чудовища.

— Вверх, матушка! Дергайте вверх! — закричала Элинор и всем своим весом надавила на рабочую поверхность весла, чтобы острие вонзилось в мозг морскому змею.

Тварь ослабила хватку, разжала кольца и выпустила изуродованный труп младшего боцмана. Тварь корчилась, тварь крутилась, пока наконец не всплыла животом вверх на поверхность воды и солнечный свет не заиграл на ее синих и зеленых чешуйках. Из пораженной глазницы струилась кровь.

— Боже мой, — сказал старый капитан, потрясенно вертя трубку в руках, — вы его убили.

— Конечно, или он, или мы! — крикнула в ответ Марианна, запыхавшаяся от волнения.

— Да уж, ваша правда.

Воцарившуюся тишину нарушал только плеск — это рыбы-дьяволы пожирали труп младшего боцмана. Наконец капитан затянулся и заговорил снова:

— Нам остается только молиться, чтобы ничего похуже этой твари вам не встретилось в здешних покинутых Богом краях; по сравнению с девонширским Морским Клыком этот змей — не опаснее золотой рыбки.

— По сравнению с… чем?

Но дальнейшего разговора не получилось. Первый помощник капитана объявил, что корабль пересек третью долготу и вступил в печально известные девонширские воды. Капитан же с извинениями сообщил, что дальше суеверная команда плыть отказывается. Семейству Дэшвудов предоставили утлую лодчонку, которую быстро спустили на воду и повернули в направлении Погибели; с кормы шхуны, устремившейся прочь, капитан крикнул: «Да не оставит вас Господь!» — и отвернулся; и в этом его движении сквозила какая-то холодность, как будто вместе с капитаном весь мир повернулся к ним спиной. Это безрадостное чувство лишь усилилось, когда мимо проплыла голова младшего боцмана с пучком водорослей, застрявшим в одной из глазниц.

Благодаря миссис Дэшвуд, обнаружившей в себе незаурядный талант рулевого, и Элинор, прекрасно разобравшейся в карте побережья, которую сэр Джон приложил к своему письму, они прибыли на Погибель — холмистый, каменистый клочок земли, не более девяти миль в диаметре, испещренный пустынными лоскутами плоскогорий, зарослями причудливого сухостоя и топкими болотами, с единственной более-менее высокой щербатой горой, торчавшей в центре острова.

Бартон-коттедж находился на ветреном северном берегу, в небольшом заливе, походившем на разверстую пасть. Наконец они причалили к ветхой пристани, слегка приободренные радостью, с какой их встречали слуги. Домик и в самом деле оказался маленьким — особенно по сравнению с Норлендом! Он ютился на вершине угрюмой гранитной скалы, всего лишь в сорока футах над уровнем моря; от небольшого скрипучего причала ко входу вела шаткая деревянная лестница. На острове не было ни деревни, ни других домов, кроме Бартон-коттеджа. Со всех сторон дом окружали покатые илистые склоны, местами поросшие незнакомыми кустарниками.