– Это не кровь, – сказала Маша, хмурясь от усердия.

– Что?

– Это не кровь. Видишь? Я скребу, а оно не отскребается.

И действительно, пятно оставалось ярко-красным.

– Но если не кровь, то что тогда?

Маша пожала плечами.

– Чернила, надо думать.

– А где Па?

Из-за заднего порога донесся голос. Щурясь от солнца, я присмотрелась и разобрала на ярком, слепящем фоне силуэт широкой спины.

Пабло.

– Я видел, как он шел к рыночной площади. Живой и здоровый, только как будто испуганный. – Голос Пабло звучал не по-мальчишески звонко, но по-взрослому глубоко и даже с хрипотцой, как будто обламывался по краям.

Маша укоризненно поцокала языком.

– Так почему раньше не сказал?

Я с усилием сглотнула.

– А куда он шел?

– Наверно, решил забрать тебя из школы, когда услышал, что случилось.

– А что случилось?

– Так ты еще не знаешь? – негромко спросила Маша.

Я покачала головой.

– Может, нам лучше подождать, пока твой папа вернется… – сказала Маша.

– Нашли тело, – сказал Пабло.

– Пабло! – оборвала его мать.

– Что? Она хочет знать и так или иначе узнает.

– Ты хочешь попугать ее.

– Я не испугаюсь. – Я выпятила подбородок, показывая, что больше не плачу. – Можете сказать.

Маша отбросила тряпку, которой терла мои пальцы.

Пабло помялся, потом выпрямился и шагнул в тень.

– Сегодня утром в саду нашли девочку, – проворчал он.

Неверно истолковав мое молчание, Маша осторожно взяла меня за руку.

– Мертвую девочку. Убитую.

Молчание затягивалось, и первой его нарушила я сама.

– Кто она?

Маша посмотрела на сына. Он возвышался над ней, как гора. Два года вытянули его вверх, сделали из него мужчину. А Габо? Рос бы он так же, как я, или быстрее?

– Ее звали Ката. Ката Родригес.

Несколько долгих секунд я смотрела на него, ничего не чувствуя, слыша его голос через пульсацию в ушах. Вопросы поднимались, как вода у плотины, и мне пришлось прижать ладонь ко лбу, чтобы остановить их.

Маша взяла меня за руку.

– Тебе надо отдохнуть.

Я открыла было рот, но соседка предостерегающе подняла палец.

– Ни слова больше. Знаю, ты беспокоишься об отце, но он человек умный, и с ним ничего не случится.

Я послушно кивнула.

– Губернатор распорядился ввести комендантский час, пока… пока они не разберутся со всем этим.

– Комендантский час?

– Нам всем приказано сидеть по домам. Может быть, твой отец застрял где-то и ждет, когда можно будет вернуться. Он не простит мне, если я оставлю тебя без присмотра. Тем более после убийства.

Мы, все трое, поежились.

– Пойду домой и буду ждать там, – я поднялась, но Маша решительно заставила меня сесть.

– Тебе надо отдохнуть.

Она поднялась, прошла мимо своего сына в сад и стала собирать что-то с приземистого куста у двери.

Пабло повернулся ко мне. Лицо у него было широкое, но уже не круглое, а как будто порезанное углами вокруг щек и подбородка. Только глаза остались прежними, темно-карими. Я вдруг смутилась ни с того, ни с сего и опустила голову.

Маша вернулась в дом, налила воды из ведерка в кружку и протянула мне с двумя темными ягодами.

– Вот, выпей и съешь. Они помогут уснуть.

– Мне не надо…

– Ты пережила сильное потрясение. Съешь что-нибудь, а потом приляг в комнате Пабло и поспи, пока отец не вернется.

– Он не будет знать, где я!

– Я буду поглядывать в окошко. Глаз с улицы не спущу.

Маша положила на стол две ягодки. Я взяла их и прожевала. Ягоды были горьковатые, и от них чуточку защипало язык.

Съев без всякого желания немного хлеба, я прошла за Машей в комнату Пабло и легла на кровать. Мягкая подушка, пахнущие лавандой простыни… После ягод появилось ощущение тяжести. Мысли носились по кругу друг за дружкой, как собаки за собственным хвостом.

Ката мертва.

Сад. Драконово сердце. Люпе.

Ката мертва.

Бум!

Я села. Сердце уже колотилось в груди. Комната Пабло была вся в огненных сполохах, но жара не чувствовалось.

Бум!

Я выглянула в низенькое окно. Воздух звенел от огненных искр, разлетевшихся в ночном небе, словно пригоршня сверкающих рубинов.

Бум!

Ну конечно! Фейерверк по случаю дня рождения Люпе. Я даже чувствовала запах, едкий, дымный, щекочущий в носу.

Сера. Люпе говорила, что это сера. Что фейерверки взрываются из-за нее.

Я снова опустилась на подушку. Фейерверки взорвались еще три раза, разрисовывая небо и комнату голубыми и золотыми красками. А когда последние потухли и, пошипев, умолкли, из-за закрытой двери в комнату просочился напряженный шепот.

Сердце дрогнуло и подпрыгнуло – я услышала знакомое постукивание папиной палки, а потом и его тихий, раскатистый голос.

– Она точно спит? При всем этом грохоте?

Я крепко зажмурила глаза. Что бы Па ни собирался сказать Маше, он не хотел, чтобы это услышала я, а значит, мне обязательно нужно это узнать. Дверь скрипнула и чуточку приоткрылась, потом снова закрылась.

– Спит без задних ног. Я дала ей кое-что.

– Спасибо, Маша. Она знает про Кату?

Я невольно сжала пальцами простыню.

– Да. Хотела подождать, пока вы вернетесь, но ей рассказал Пабло.

Па вздохнул, вслед за чем до меня донеслось невнятное бормотанье – скорее всего, Пабло извинялся, что не удержал язык за зубами.

– С ней все хорошо, – успокоила Маша. – Где вы были?

– Я пытался послать весточку, но…

Маша ждала. Я тоже.

Па осторожно прокашлялся.

– Сеньора Фелиз сказала, что Изу повезли домой, и я решил присоединиться к поисковому отряду.

– А как же комендантский час?

– Губернатор ничего не предпринимает – должны же мы что-то делать.