В Питере, как уже говорилось, было все же поспокойнее, зато вот в его близких и дальних окрестностях разбойники «шуровали» вовсю – в Олонецкий уезд специально для наведения порядка был послан отряд поручика Глотова, которому удалось изловить немало лихих людей. От захваченных в плен разбойников удалось узнать, что в глухом Каргопольском лесу есть у них своеобразная база – настоящий разбойный стан. Глотов направил было туда людей, чтобы выжечь преступное гнездо, но оказалось, что его уже опередили: два молодых местных охотника, одному из которых было 17 лет, а другому 20, случайно натолкнулись в лесу на избушку, из которой вышли три человека и пригласили на огонек, пообещав убить, если не примут охотники вежливого приглашения. Войдя в избу, звероловы увидели целый арсенал – ружья, рогатины и поняли, куда попали. Разбойники меж тем тихонько совещались, как бы им половчее убить охотников, чтобы те не донесли на них, – и решили они провернуть все дело в бане, куда двое и отправились. На третьего же, оставшегося в избе, прыгнул один из юношей и заколол ножом. Схватив ружья, звероловы побежали к бане, застрелили одного злодея через окно, а другого – когда тот в дверь выскочил. Уходя, молодые охотники спалили разбойный стан дотла – чтоб другим злодеям приюта не было… Сенат с удовольствием заслушал это «приключенческое» дело и постановил отпустить смелых юношей без наказания.

В Петербурге между тем начинали понемногу расцветать более «интеллигентные» виды преступлений – аферы, мошенничества, карточное шулерство, подделка официальных документов. К 1761 году тайных игорных приютов, в которых орудовали шулера, стало настолько много, что потребовался специальный высочайший указ о запрете играть в частных домах «…во всякие азартные игры, в карты, то есть в фаро, в квинтич и им подобные на деньги и вещи». Лишь в самых знатных дворянских домах можно было играть на маленькие суммы в ломбер, кадрилию и пикет, в контру и памфиль. Если полиция узнавала, что где-то идет большая игра, и хватала игроков на месте, то хозяева дома и все игроки обязаны были заплатить штраф в размере двух годовых жалований. Деньги, на которые шла игра, конфисковывались, половина этой суммы отдавалась доносчику, четверть – в доход полиции, четверть – на благоустройство больниц и госпиталей. Однако эти жесткие меры были малоэффективны{ Шулерство и карточные «разводки» продолжали развиваться и в XIX веке. Русская карточная шулерская школа становится одной из самых авторитетных и уважаемых в Европе – многие питерские картежники стали настоящими преступными аристократами, разъезжая по многим странам. Впрочем, об этом будет рассказываться немного ниже.}.

В 1762 году на престол взошла Екатерина II. И не пройдет и двух лет, как в столице империи случится очередное громкое политическое убийство. В данном случае речь идет о нашем, отечественном аналоге французской «железной маски» – венценосном «шлиссельбургском узнике».

Живописать во всех подробностях эту историю – историю попытки госпереворота авторства Василия Яковлевича Мировича – по службе подпоручика Смоленского пехотного полка, а по жизни – авантюриста и неудачника, – особого смысла нет. Большинство из нас помнит ее из школьного курса истории, либо по сюжету выходившего некогда массовыми тиражами романа Георгия Данилевского «Мирович». Напомню лишь вкратце, что в начале июля 1764 года, реализуя собственный замысел, Мирович попытался произвести переворот в пользу в строгой тайне содержавшегося в Шлиссельбургской крепости «царственного» заключенного – Ивана VI (Антоновича).

Получив информацию об отъезде Екатерины из столицы, молодой подпоручик в очередное ночное дежурство умудрился изящно и весьма оперативно «переагитировать» часть своих солдат, несших караульную службу в крепости. С их помощью Мирович захватил в плен коменданта и ультимативно потребовал выдачи Ивана Антоновича, угрожая в противном случае стрельбой и штурмом. Однако персональные надзиратели томящегося в застенках претендента на российский престол в данной ситуации выказали себя «профессионалами конвойной службы» и, строго в соответствии с имевшимися на руках инструкциями, цинично зарезали узника. Что называется, «ничего личного – просто служба».

Поскольку для реализации масштабного плана Василия Яковлевича царевич нужен был исключительно живым, а наличием форс-мажорного «двойника» он, по простодушию своему, не озаботился, Мирович сразу утратил весь свой воинственный пыл, впал в депрессию и позволил арестовать себя любимого. Суд был недолгим, а расправа скорой – 15 сентября 1764 года Мировича публично казнили, в последний момент милостиво заменив «болезненное» четвертование на более гуманное – отсечение головы. К слову, до этого дня Россия умудрилась прожить целых двадцать два года без вынесения смертных приговоров.

По общепринятой версии подпоручик Мирович замыслил идею государственного переустройства, ведомый личной обидой на свое жалкое существование в целом, и на неблагосклонность к нему новой императрицы, в частности. То бишь, после того как Екатерина начертала на его прошении о возвращении фамильных земель решительный отказ, Василий Яковлевич, выражаясь словами одного из героев писателя Зощенко, «затаил в душе некоторое хамство».

Замысел Мировича оригинальностью не блистал: дескать, если сама «Матушка» взошла на трон вне очереди и при помощи штыков, то почему бы не восстановить историческую справедливость схожим образом, вышибив клин клином? Василию Яковлевичу жаждалось славы, признания, должностей, привилегий и богатств. Все это, строго по списку, ему мнилось получить от несчастного Ивана Антоновича в качестве благодарности за возвращение трона. Насколько хорошим правителем для России мог бы стать человек, проведший большую часть жизни в одиночном заточении и абсолютной оторванности от современных внешне– и внутриполитических реалий, вопрос, мягко говоря, дискуссионный. Но Василий Яковлевич, похоже, таковым вопросом и вовсе не заморачивался. Был он человеком импульса, действовавшим по принципу «ввяжемся в бой, а там – видно будет».

Как результат – из всего, столь страстно желаемого, Мирович получил лишь одно – славу, хотя бы и посмертную. Ну да несколько строчек в учебниках и энциклопедиях – они тоже дорогого стоят. Но вот имена двух шлиссельбургских охранников-цареубийц известны меньше. А ведь именно капитан Власьев и поручик Чекин сыграли ключевую роль во всей этой истории, жестко и жестоко погасив попытку переворота, что называется, «в зародыше».

Да, конечно, совсем не факт, что, заполучи Мирович вожделенного наследника живьем, а не в виде хладного трупа, дерзновенный план смог бы осуществиться. Слишком уж много в нем было допущений и «белых пятен». Тем не менее, устранив опасного претендента на престол, «тюремщики» позволили Екатерине II облегченно выдохнуть. По крайней мере с этого момента она перестала тревожиться о том, что со временем ей могут начать досаждать очередные «мировичи», среди которых могли сыскаться и куда как более профессиональные заговорщики. Да вот хотя бы люди из окружения гетмана Разумовского! К слову, в наши дни существует версия, что украинец по крови Мирович, родители которого, в свое время, попали в царскую опалу по причине приверженности к небезызвестному Мазепе, на самом деле был вовсе не авантюристом-одиночкой, а послушной пешкой в руках опытного интригана Кирилла Разумовского, якобы вынашивавшего планы возвести на российский трон «марионеточного» правителя. Впрочем, руководствуясь теорией заговоров, вокруг этой истории ныне можно громоздить самые разные версии. Так, например, не менее популярна та из них, согласно которой Мирович также был «пешкой», вот только в царственных ручках… самой Екатерины…