глядел через широко распахнутые ворота на берег реки Мета, где беспорядочно суетились люди. Они что-то сгружали с лодок и переносили на телеги. То были торгаши. Не диво, что монастырь стоит здесь как крепость, на возвышенности, окруженный крепкими стенами и рвом. Богатые здесь были земли и даже монахи здесь куплей-продажей не брезговали!

Во дворе было много пришлого народа — мелкие торгаши да служки сновали туда-сюда, и Александр не обращал на них внимания, занятый мыслями о том, чтобы скорее броситься вдогонку отцу. Его привлёк резкий окрик какого-то латиняна:

— Эй, ты есть сын коназь Ярослав? Коназь-принц? — крепкий, как бык, мужик приблизился к Александру.

Княжич повернулся к нему, с достоинством держась в седле. Богато смотревшийся, с песцовой шубой на плечах, мужик ткнул в княжича пальцем с золотым перстнем:

— Мой имя Хубэрт Невт!.. Я торговать много лет на этой земля! Все мой уважаль! А коназь Ярослав не уважаль торговый человек! Одно — грабиль русский человек, другое — грабиль немец купец! Я приезжать этим днём, а мой запас — нет, пропаль, грабиль!

Мусуд, стоявший рядом, схватился за рукоятку своего кривого татарского меча, зарычав:

— Уж больно длин язык у немца! Укоротить его нужно!

Александр остановил его движением руки, продолжая внимать речам латинянина. Мальчик видел также мужиков, столпившихся неподалёку и поглядывающих в их сторону — они явно были слугами немецкого купца.

— Кто есть вернуть убыток? Кто вернуть мой добро? — немец сделал еще несколько шагов к Александру. — Вор есть вор! Как есть пес рвать вора, так и коназя-принц драл пёс! Есть вор!..

Не известно, что еще хотел сказать оскорблённый купец Хубэрт Невт, но его слова застряли в его глотке, а в следующий миг превратились в вопль. Княжич Александр, после слов «Есть вор!» выхватил витень, которым он погонял коня, и с размаху хлестнул им по лицу немецкого купца. Удар рассек глаз, и тот вместе с кровью вылился из глазницы. Ярославовы воины обнажили мечи, изготовившись броситься на купеческих слуг. Мусуд подскочил к немцу и пинком отшвырнул его назад. Хубэрт Невт упал в грязь, но никто из его служек не бросился к нему, чтобы помочь. Все люди, ставшие свидетелями этой стычки, в ужасе застыли.

Александр, подождав немного, взглянул на Мусуда:

— Довольно. Поспешаем!

Дружинники убрали оружие и оседлали коней. Не оглянувшись, Александр выехал за ворота монастыря. Мусуд же, искоса поглядывая на княжича, размышлял меж тем: «Как кровь гуще воды, так и Олекса сутью больше сын Ярослава, чем Фёдор. Кровь княжеская в нём чище, рука у него тяжелее, а воля — как камень. Кому ж быть десницей Ярослава, как не ему?…»

Впереди был путь в Новугород, на Волхов, к куполам Золотой Софии.

2. БЕГСТВО

Прошел месяц с того времени, как Александр въехал по следам своего отца в богатый и славный Новугород на Волхве.

Дни он проводил в княжеской вотчине — Рюриковом городище в версте от новугородских стен, где со старшим братом учился держать в руках меч, и внимал мудрёным речам Данилы Заточника. Федор Данилыч, глядя на своих воспитанников, радовался, видя, что Федор и Александр растут настоящими богатырями. Данила же не упускал случая похвалить младшего княжича перед Ярославом, поминая о том, что Александр склонен к наукам и весьма любит слушать сказы о великих воеводах далеких времен.

— Разумен не по годам княжич Александр, — сказал однажды Заточник, когда Ярослав спросил с него о сыновьях и их успехах. — Он никогда не опозорит твоего имени, княже.

Ярослав, услышав такие слова, нахмурился:

— Что же Фёдор? Али не он старшой и не о нём подобает говорить сперва?

— Прости меня, пресветлый князь, холопа неразумного! — воскликнул Данила. — Что я, смоковница проклятая, не имеющая плодов, могу сказать? Ум мой, что ночной ворон, бодрствующий на горной вершине, а сердце — что лицо, лишенное очей! Первенец твой, Феодор, надёжа княжеская, многоуспешен в мудрости и растёт богатырем над богатырями! Обилен Феодор разумом и мыслию над науками парит аки орел над землями!

Но Ярослав продолжал хмуриться, хотя ничего и не возразил пламенным словам старого книжника. Когда же Данила Заточник, отпущенный князем, вышел из терема, то, поглядев по сторонам и не увидев рядом никого, дал волю своим мыслям:

— Ох, глупость людская! Разве надобно давать мудрому мужу, посланному с поручением, длинных объяснений? Но ежели послать глупого, то необходимо и самому вослед отправляться. Мудрый желает блага, а глупый — пира в доме. Глупых не сеют, не жнут, ни в житницу не собирают, но сами собою рождаются! Бесполезно учить глупца, это как лить воду в дырявые меха или мёртвого смешить. Глупый сможет научиться уму, ежели камень поплывёт по воде, синица сожрёт орла, а свинья залает на собаку!.. Князь же с добротным, умным советником, с надёжной опорой, не впадёт в ошибку! — так он говорил, ковыляя к себе в светелку.

Меж тем дела князя Ярослава, обстояли нелегко: отправленные в Псков послы вернулись в Новугород с плохими новостями. Вольные псковитяне, которых Ярослав призывал в поход на Ригу, отвергли и его послов и самого Ярослава, заявив, что отныне дружат они и с Ригой и с орденом рыцарей-крестоносцев, распространяющих веру латинскую. То они написали в грамоте, доставленной послами:

«Вольный град Псков, зная крутой нрав Ярославов и сведая о несметном ополчении, что привел с собою князь переславский в Новугород, не верит словам о союзе и страшится его тайных помышлений. Ибо длань у князя Ярослава тяжела да прижимиста, мощна туго завязана, и никогда Ярослав не упустит злата, своего али чужого! И потому мы, бояре псковские уважаемые, призвали нам в подмогу рижских рыцарей, ибо издавна мы с ними торговлю ведём, честно знаемся, и не привезут они нам оковы рабские и разорение, а торговлю ладную и прибыль добрую!»

Получив такой ответ, осерчал князь на предательство Пскова, сказав:

— Не желал я зла псковитянам! Но раз они породнились с латинскими собаками, то так тому и быть! Пусть сосут это поганое вымя, пока утроба у них не прогниёт. Не приду я им на выручку, когда беда над ними разверзнется, сколько б не голосили о помощи!

Ярослав, однако, понимал, что не только Псков настроен против него, но и Новугород. Глядя на псковитян, граждане новугородские тоже загорались страхом перед Ярославом. Богатые боялись, что Ярослав спустит на них свою дружину — отнимет нажитое добро да обложит подушным налогом. Бедные роптали — как появился князь Ярослав в Новугороде, так и хлеб так подорожал,