– Кристи, езжай с мамой, а завтра приедете. И все будет хорошо.

– Вряд ли мы приедем завтра – сказала Хейли и села в машину.

Алану больше не чего было сказать жене. Ему нужно было подготовиться. После того как она уехала он еще несколько минут смотрел в след уезжающей машине, а после и просто на улицу. Он был зол и, подойдя к Виктории сжимая в руках кулаки, с отвращением сказал: «У той девушки с бара больше шансов стать моей женой, чем у тебя. Какая же ты жалкая. Мне жаль тебя».

Виктория молчала. Ей не чего было сказать. Сейчас она жалела о своем бесчеловечном поступке, но в тот момент месть овладела ее разумом, сердцем и не отпускала. Просить прощения у Алана Виктория не хотела. Она считала себя виновной не перед ним, а перед его женой и дочерью и если просить прощения, то только у них.

Вместе с Викторией они сидели на улице, молча, лишь изредка посматривая друг на друга. Когда их взгляды встречались, Алан качал головой, намекая на ее низкий поступок, Виктория же опускала глаза вниз. Алан не выгонял Викторию, которая ждала такси. Возможно, он не хотел оставаться в этот момент один со своими мыслями. Облегчением для него была ненависть к Виктории. И пока не приехали друзья, которым Алан позвонил, он терпел ее присутствие.

Такси приехало, минут через 30. Водитель вышел из машины спросив, есть ли багаж.

– Нет – ответил с недовольством Алан. – Что-то долго ехали?

– Да из-за аварии дорогу перекрыли, пришлось чуть-чуть изменить маршрут и объехать. Жуткая конечно авария, по словам очевидцев, мама с дочкой разбились.

Эти слова прозвучали как смертельный приговор. Ленса затрясло, бросило в пот, сердцебиение ускорилось, дыхание сбилось, глаза помутнели, а взгляд был потерянным, ноги его еле держали. Внутренний голос его убеждал в том, что этого не может быть, что это другие мать с дочерью разбились, что Хейли и Кристи живы и невредимы и завтра он их увидит. Чтобы убедиться в правоте внутреннего голоса, Алан нашел в себе силы спросить, что за машина попала в аварию. Его голос был прерывистым, словно он заикался. И хотя он задал волнующий его вопрос, ответа на него он не особо хотел слышать. Он боялся, очень боялся, что его самые страшные опасения сбудутся. Таксист назвал не только марку и цвет машины, на которой Хейли и Кристи уехали, но и номер. Алан сначала упал на колени, а потом и вовсе лег на землю. В тот момент все его органы чувств отключились, и он в мгновенье стал слепым, немым, глухим. Есть выражение «ад на земле», и оно началось в жизни Алана. Время остановилось, накрыв душу болью. Он плакал. И плакал тихо, иногда было слышно, как он всхлипывает. На глазах Виктории тоже появились слезы, и, не выдержав нахлынувших чувств скорби, она тоже заплакала. Таксист ничего не понимал и спросил у девушки, в чем дело. Виктория не могла что-либо объяснить, чувствуя свою вину. В этот момент приехал Бен. Алан продолжал лежать, не поднимая головы, так как не воспринимал окружающий его мир. Виктория еле-еле нашла в себе силы и рассказала ему, что возможно Хейли и Кристи попали в аварию и погибли, поэтому Алан в таком состоянии. Бен сразу же попросил Викторию уехать, и направился к другу. Когда машина тронулась с места, Алан пришел в себя и попытался побежать за ней. Он хотел ее убить, считая виновной в смерти жены и дочери. Алан бежал, спотыкаясь и падая, и был остановлен Беном от этой идеи, которой он был одержим.

– Где она Бен? Где она? – тряся его за грудь, и крича, спросил Алан. От злости и ярости у него со рта шла пена.

– Кого ты ищешь Алан? – Спросил испуганным голосом Бен.

– Виктория. Виктория. Я убью тебя – прокричал Алан, во всеуслышание, что есть мочи. – Я тебя убью – спустя несколько секунд уже плача и шепотом произнес он. Только сейчас он по-настоящему начал понимать, что его жена и дочь погибли в одно мгновенье и виноват в этом только он и никто другой. Осознавая это, боль в груди выжигала его душу. Даже Виктория не виновата, ведь если бы он не дал свое гнусное согласие, она бы не осталась. Если бы она не осталась, не было бы и этой трагедии.

– Бен, что мне теперь делать. Что делать? Как жить дальше, с кровью любимых на руках – говоря это, Алан смотрел на свои руки, словно они и вправду были в крови.

– Алан, что ты такое говоришь. Перестань. Это несчастный случай и ты в этом не виноват – сказал Бен, чтобы хоть на долю процента успокоить Алана, который продолжал изводить себя.

– Уйди, я не хочу тебя видеть. Я ни кого не хочу видеть – сказал Алан и направился в дом.

– Я не знаю, что ты собираешься делать, но я не дам совершить тебе глупость – опасаясь за жизнь своего друга, сказал Бен и пошел в дом вместе с ним.

Больше они не разговаривали. Алан лег на диван в зале и, укрыв голову подушкой, был не подвижен, словно и не дышал. Кто бы с ним не заговаривал, он, молча, выслушивал, то, как все за него переживают, что это не его вина, что жизнь продолжается, и всевозможные другие доводы. Алан их слушал, но не слышал, так как его собственные мысли в голове не давали ему покоя, и которые были полной противоположностью того, что ему говорили. Его внутренний голос убеждал его в том, что это он во всем виноват, и если его не станет, никто и сожалеть не будет, так как восторжествует справедливость. Алан никогда не понимал самоубийц, считая, что все в жизни можно решить, изменить, исправить. Но он никогда не задумывался серьезно об этом, да и зачем адекватному человеку, об этом думать. И теперь, когда самые близкие, родные ему люди погибли, он понял, что бывают моменты, когда ничто уже от тебя не зависит, и жизнь кажется проклятьем. Но как бы он не убеждал себя в том, что не заслуживает право жить дальше, он смог отогнать от себя мысли о самоубийстве.

Все бремя тяжести данной трагедии легло на Билла и Бена. Они организовали похороны, а Алан все это время пил и спал. Он не смог поехать на опознание тел, так как не хотел видеть их в таком