После полуночи мы собрались за столом, одиноко и заброшенно стоявшим среди старых парковых деревьев. И здесь, где звуки музыки были слышны не столь отчетливо, праздничное настроение стало быстро улетучиваться. Наши мысли обратились к будущему — что оно нам готовит?

— Через несколько недель вновь наступит мир! — выразил свое мнение врач из Венгрии.

— Государственные мужи не могут себе позволить вести войну против воли своих народов, — бросил техник из Пресбурга[25].

— Объявление войны со стороны Англии и Франции — это всего лишь демонстрация, которую нельзя воспринимать всерьез, — заявил историк из Стокгольма.

Тогда и я взял слово:

— Мне кажется, что сейчас мы можем сделать только одно, а именно — зафиксировать, что данная война не является нашей войной и что мы, молодое поколение, этой войны не хотели и ее не начинали. Скоро, вероятно, мы расстанемся и долго не увидимся. Но наступит тот день, когда мы опять сможем общаться друг с другом. Давайте тогда вспомним этот вечер и вновь обретем единство. Ставши более зрелыми, мы снова быстро свяжем воедино нити, которые возможно окажутся порванными.

Последующие два дня, которые я провел на своем предприятии, не оставляли времени для размышлений. Некоторые рабочие также получили мобилизационные предписания, а мне требовалось подготовить человека, которому можно было бы доверить дело в мое отсутствие. Но я не слишком заморачивался на этот счет, ведь мне предстояло проходить обучение не на краю света, а в казарме, располагавшейся в самой Вене. В точно указанный срок 3 сентября я взял в руки чемодан и в обговоренное время уже стоял на пороге своей казармы.

На следующий день командир роты объявил, что инструкторов для нас нет, поскольку все они задействованы для проведения военных операций в Польше, и нам предстоит пройти специальное техническое обучение, чтобы впоследствии стать войсковыми инженерами. Он также сообщил, что для новобранцев предусмотрены специальные лекции, которые нам надлежит еженедельно посещать. Наш курс состоял из ста человек, и после лекций мы могли отправляться по домам, поскольку окончательный призыв ожидал нас несколько позднее.

Такое известие, естественно, явилось для нас приятной неожиданностью. Однако меня это не вполне удовлетворило. Я, как умел, вытянулся во фрунт и произнес:

— Господин гауптман! Разрешите задать вопрос? Нельзя ли перевести меня в летный персонал? В свое время именно по этой причине я попросил приписать меня к люфтваффе[26]. К тому же у меня есть некоторый летный опыт.

— Год рождения? — немедленно прозвучал встречный вопрос.

— Восьмой, господин гауптман!

— Слишком стар! — вынес короткий вердикт гауптман.

Для него вопрос был закрыт, но во мне зашевелился червячок сомнения — неужели я действительно слишком стар для летного дела?

Курс лекций по автоделу сухопутных войск продолжался, а в середине декабря нам объявили, что двадцать человек будут переведены в войска СС в качестве кандидатов в офицеры по инженерному профилю. Однако пригодными для этих войск сочли только двенадцать новобранцев, среди которых самым старшим по возрасту оказался именно я. Причем мне надо было еще какое-то время подождать, пока вопрос о моем переводе и призыву в новый вид войск решится окончательно.

К концу февраля мы с женой ожидали рождения ребенка, и роды могли случиться со дня на день. Однако 21-го числа утренней почтой пришло предписание прибыть в Берлин для прохождения службы в новом виде войск, и я был вынужден отправить телеграмму-молнию с просьбой об отсрочке своей явки на два дня, ссылаясь на семейные обстоятельства. В обед мы поехали в клинику, и уже поздно вечером, к моей величайшей радости, супруга произвела на свет нашу дочку Вальтрауд.

Через два дня в присутствии отца мне пришлось прощаться со своей женой и дочерью. Ему, всегда являвшемуся моим лучшим другом, не понадобилось произносить много слов. Заверив меня, что позаботится о моей семье, он крепко пожал мне руку и шутливо заявил:

— Отто, думай теперь о том, что ты стал отцом семейства! Если война продолжится, то ты, конечно, исполнишь свой долг и, вполне возможно, заслужишь награду. Но она не обязательно должна являться Рыцарским крестом! Будь здоров!

Меня приписали ко второму батальону резервных войск СС[27] лейбштандарта «Адольф Гитлер»[28], располагавшемуся в берлинском районе Лихтерфельде. И опять я вынужден был делить комнату с рекрутами-стариками. Моими новыми сослуживцами стали врачи, фармацевты и инженеры, и всем нам до начала настоящей службы в войсках по специальности предстояло пройти короткий, но очень интенсивный курс молодого бойца.

Порой нам было весьма трудно держаться наравне с семнадцати- и восемнадцатилетними призывниками. Но тогда я много чему научился, что в дальнейшем мне весьма пригодилось. В то же время мне довелось увидеть, как «настоящие служаки» бездумно и жестоко обходились с весьма ценным человеческим материалом. Необходимая муштра была слишком преувеличена и превращалась в обыкновенное издевательство. Тупость, с которой эти вояки пытались подавить любое проявление собственной воли и превратить личность в бездумный автомат, просто поражала. Между тем отсутствие личной инициативы, к которой приводил такой подход в воспитании личного состава, находилось, на мой взгляд, в прямом противоречии с задачами, которые предстояло решать солдатам в настоящей войне. Хорошо еще, что подобное «солдафонство» проявляли не все наши командиры.

Отведенные для обучения шесть недель пролетели быстро, и, по мнению строгих офицеров, из меня получился только какой-то полуфабрикат, а не настоящий солдат. Поэтому на несколько недель я был направлен в запасной батальон «Германия», квартировавшийся в гамбургском квартале Лангенхорн. Здесь мне предстояло окончательно освоить профессию технического офицера.

В апреле 1940 года немецкие войска вторглись в Норвегию и Данию. К этому моменту не только нам, солдатам, но и большинству немцев стало окончательно ясно, что прошедшие в относительном спокойствии несколько месяцев[29]на самом деле являлись лишь затишьем перед настоящей бурей.