Я гонялся вдоль берега, стоя у штурвала с ружьём в левой руке, отчаянно стараясь выйти на дистанцию. «Кайман» на реданах летал за утками, а они — от меня. И ведь не уходят хитрюги. У них тут что, местная столовка? Тяжелые, жирные, вкусные… Самый жор, практически готовы к дальнему перелёту. А взять не могу. Палить на дурку не стал, прошло то время, да и с патронами не густо, тут только начни тратиться, махом останешься без боеприпаса.

Не получается!

Я уже хотел плюнуть, как за спиной раздался характерный присвист крыльев очередной стаи. Оглянулся.

Налетающая стая меня заметила, но сворачивать не стала, чуть взмыв и протягивая подальше вверх по течению. Я выжал газ до упора — «Кайман» дёрнулся, как молодой мустанг, и рванул вперёд. Вот здесь возьму, прямо на посадке.

Оставалось метров семьдесят, я, удерживая штурвал левым локтем, уже вскинул ружьё, выбирая удобный момент.

Тут всё и случилось.

Неожиданно впереди плеснуло сиреневым.

Дальше… Знаете, всё, что я успел заметить, по хронометражу придётся гораздо дольше описывать, чем длилось само событие. «Шаровая молния?» — вот это успел подумать, это точно помню.

Позиция была критически неудобна. Я стоял с ружьём в руке, плохо контролируя лодку.

Всё происходило стремительно, лишь гораздо позже при разборе полётов я смог сложить кирпичики-образы. Надо было бросить ружьё, понадеявшись, что оно упадёт не в воду, а на днище, и надёжно перехватить руль. Сейчас-то понимаю, что мне стало жалко оружие. «Браунинг» — не «Бенелли» или «Беретта», на моделях которых каждая деталь в плане дизайна, сборки и подгонки вылизана с итальянским тщанием и умением. Это ружьё грубее, может быть, чуть брутальней. Нормальный полевой ствол. А я не смог, подсознательно стало жалко. В общем, так и вваливал вперёд на полной скорости, в самой неподходящей стойке, не охотник, а обычный городской лох. Погонять ему вздумалось, в сафари поиграть… Детский сад.

Память подсказывает, что, когда сиреневое мерцание впереди вдруг сформировалось в огромный косой крест, я похолодел. Всё, что скажу дальше, — более поздний анализ происшествия.

Можно было отвернуть в последний момент? Можно, и лодка, и мотор позволяли заложить самый крутой вираж на полной скорости. Не знаю, кому надо молиться, что я этого не сделал. Ускорение гарантированно выбросило бы меня за борт. Конечно, страховочный шнур, пристёгнутый к спас-жилету, сработал бы, останавливая двигатель, и всё же… Это сделано специально, чтобы незадачливый судовладелец не оказался в жутком положении наблюдателя за резво убегающей вдаль лодкой. Однако даже аварийная остановка не гарантирует спасения в ледяной воде Енисея с его водоворотами. Фокус хорош на спокойной воде, — на такой реке ещё не факт, что ты сможешь изловить судно.

Я резко сел, уже не пытаясь управлять, однако продолжая удерживать бесполезное ружьё в левой руке. В страхе пригнул голову, ожидая удара электроразрядом чудовищной мощности, и резко дёрнул шнур. Жаркий встречный ветерок и — перепадом давления по ушам. Чека выскочила из двигателя, глуша мотор, — так мы и влетели в этот самый крест.

Страшно представить, что было бы, попади я туда один, без лодки.

Приехали…

* * *

Горячий воздух.

Точно, какое-то электричество.

Огромная микроволновая печь, которая через полминуты зажарит меня в сухарь.

Почему так трудно дышать? Не хватает кислорода?

Я, свернувшись в лодке тугой каралечкой, лежал, уткнувшись мордой в рифлёный дюралюминий пола. Глаза открыть страшно. Почему эта чудо-печка не гудит?

Появились звуки. К своему изумлению, я услышал, как плещется вода под килем. Ага, стоим в водоизмещающем режиме… Двигатель не работает. Потом кто-то заорал так, что я, только решившись открыть глаза и выпрямиться, сжался снова. Что за чёрт, кто может так орать?! «Зенки разуй, Дар, не очкуй, поздно очковать!»

Я немного разлепил веки.

День. Причём день стоит летний, во всяком случае, очень тёплый, и это первая твоя проблема, Дар, ибо по календарю должна быть осень, почти поздняя.

«Плохо всё… Глупо!» — с этой отчаянной мыслью открыл глаза и сел в лодке.

Зелёные листочки. Нет — листы! И их очень много.

Не европейские в принципе. Никакого Енисея нет и в помине.

Подтянулся на локтях, устраивая тело в позу «полусидящий сбитый летчик». Знаешь что, Дар, а ведь это не Енисейский Север. Это вообще не север…

Ушибся сильно? Не понимаю. Вроде бы нет. Глаз дёргается, вот что.

И тут где-то сверху и спереди, словно в смертельном ужасе, кто-то вновь зашёлся в вибрирующем крике, который невозможно передать словами. Сбоку что-то затрещало, тяжело затопотало, крик оборвался, но тут же опять пронзил башку — кошмар! Затем, позади меня, проревел другой зверь. Дикий монстр! Если бы я был уверен, что нахожусь в тайге, то в этом рёве определился бы матёрый загульный лось, и то неоднозначно, что-то не тот голосок. В рёве звенел вызов лесного хозяина, вышедшего на бой с любым, кто попадётся ему на глаза. Похоже, это не тайга. Дар, это вообще не Россия! Листочки не те в лодке, насекомые не те по баллону ползают.

Не пора ли тебе начать неторопливо осознавать, что случилось, Дар? Надо, брат, надо. В непонятках всегда опасней, манёвра у тебя нет, не понимаешь ты манёвра… Свободы нет! А я человек свободный, любые клетки с детства не люблю, даже канареек и хомячков дома никогда не держал. Что делать теперь, раз влип, надо отлипать. Хоть ты в штаны обмочись, никто, кроме тебя, навалившихся проблем не решит.

А в целом как, всё в порядке?

«Прекращай, Дар. Ни хрена оно не в порядке».

Зрение сфокусировалось.

Лодка летела на большой выгнутый сук, нависший над зелёной водой.

На нём сидел трёхцветный попугай размером с хорошего бойцового петуха и орал, как раненый гризли. Правда, я не знаю, как там гризли ревёт, наверное, так же громко… Попугай явно не собирался улетать, намереваясь обороняться до последнего. Птица нахохлилась, крепко вцепившись в сук фэнтезийными когтями. И беспрерывно вопила, хлопая яркими крыльями. Грозные позы принимала!

«Борт пропорю!» — только подумал и тут же рывком сдёрнул с бортовых креплений левое весло.

— Йэх-ха! — я с силой оттолкнулся от нависающего над водой опасного препятствия и сразу начал грести, стараясь отскочить как можно дальше, к стремнине.

Попугай подлетел в воздух, в полёте развернулся и приземлился на качающийся сук уже клювом мне в корму. Заквохтал в праведном возмущении, набрал воздух и крикнул так, что мне показалось, будто металл зарезонировал.

— Да иди ты в задницу, петух крашеный! — зло предложил я и уже на двух вёслах начал отгребать еще резвее.

Что это вообще было?

Конечно, на всякий пожарный случай у нас имеется вечная палочка-выручалочка: британские учёные. Якобы есть некие научные работы, недоступные широкой публике, а предназначенные лишь для узкого круга посвящённых. Только… Ох, чую, не у дел тут бритты, здесь всё по-взрослому.