Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генри смотрит на них как завороженный. Его правая щека начинает подергиваться, кожа на ладошке твердеет.
– Генри, прекрати немедленно! – мысленно командую ему я.- Тебе же сказано – здесь нельзя меняться!
– Но когда я на них смотрю, мне сразу хочется есть! – громко выпаливает Генри.
Одна из женщин, услыхав это, останавливается.
– Что он хочет этим сказать? – неприязненно спрашивает она.
Ее тон мне совсем не нравится. У меня даже возникает искушение объяснить ей, что именно имеет в виду мой сын. Вместо этого всего лишь пожимаю плечами и говорю:
– Кто знает? Он же ребенок.
Женщина некоторое время стоит и пристально смотрит на Генри. Его щека перестает подергиваться и снова становится пухлой детской щечкой. Женщина, тряхнув головой, бросается догонять своих.
– Следи за собой, Генри! – строго внушаю я.
Генри отворачивается. Он провожает глазами уходящую четверку.
– Зачем, папа? А если мне и правда захотелось их съесть?
Я глубоко вздыхаю. Конечно, наивно было бы предполагать, что первый выход Генри в свет обойдется без инцидентов. Несмотря на мои наставления, он еще слишком мал, а его инстинкты слишком сильны. Все же, если мы собираемся путешествовать в ближайшее время, ему придется научиться вести себя в обществе людей.
– Они не знают, кто мы, Генри, – отвечаю я довольно резко.
Мальчик опускает голову и внимательно изучает свои сандалии.
– Да, папа, – виновато бормочет он.
– А если бы они поняли это, то испугались бы и попробовали бы причинить нам зло. Ты всегда должен помнить об этом, Генри. Никогда, ни при каких обстоятельствах ты не должен менять обличье у них на глазах.
– Да, папа,- говорит он, глядя под ноги, а потом чуть слышно шепчет: – Но все равно… я хочу есть.
Сидя под навесом, за деревянным столиком ресторанчика Монти, наблюдаю за своим сыном. Генри сидит на деревянном стульчике и болтает ногами, потягивая воду через соломинку, которую официантка любезно вставила в его стакан. Я улыбаюсь, видя, как, отхлебнув пару раз, он выпил добрых полстакана. Мальчик никогда раньше не пил через соломинку. Я-то уверен, что он прекрасно обошелся бы без нее и осушил два-три таких стакана подряд.
– Довольно, сынок,- говорю я и вынимаю сотовый телефон, чтобы позвонить в концерн «Ла Map» -компанию, принадлежащую моей семье.
Отвечает Рита, секретарь, и через минуту я уже разговариваю с Артуро.
– Боже мой, Питер! – восклицает он.- Ты ведь обещал приехать утром. А сейчас почти полдень. Ты бы слышал Йена! Он так долго ворчал, что ты заставляешь себя ждать, что я было подумал, что это его отец восстал из мертвых!
– Боже сохрани! – смеюсь я.
– Ты где? Когда ты появишься?
– Мы у Монти. Генри проголодался, и мы заказали несколько гамбургеров. Мы скоро будем…
Извини, что заставляю ждать, Артуро, но это первый выход Генри. Он немного устал от новых впечатлений, и мне кажется – лучше, если он будет сыт.
– Не стану спорить с тобой, – отвечает Артуро.
Интересно, не потирает ли он сейчас шрам на правом предплечье. Бывая у нас на острове, Артуро то и дело поглаживает этот шрам, стоит только Генри оказаться поблизости или мне упомянуть о мальчике. Прекрасно его понимаю. Укус был такой, что пришлось наложить тридцать швов. Конечно, если бы Артуро, увидев моего сына в первый раз, послушался моего предостережения и не трогал маленького Генри, ничего бы не случилось. Генри не укусил бы его, если бы тот его не спровоцировал.
Любой другой был бы шокирован, но семья Гомес служит моей семье с тех пор, как мы высадились на этом острове, – задолго до того, как зародилась даже мечта о Соединенных Штатах Америки. Артуро, как и его отец и дед, привык к тому, что мы ведем себя необычно. За такую терпимость и верную службу он получает хорошее вознаграждение.
Официантка приносит поднос с нашим заказом, и я прощаюсь с Артуро. Она ставит передо мной и перед Генри красные пластмассовые тарелочки: гамбургер и жареный картофель. Я разрезаю свой гамбургер пластиковым ножом и вижу, что мясо внутри почти сырое.
– Прекрасно! – говорю я.
Официантка стоит рядом, пока я режу гамбургер для Генри. Она ждет, пока я закончу. Генри внимательно изучает мясо.
– Он – просто прелесть! – восторгается официантка.
– Спасибо, – отвечаю я.
Проведя рукой по моему левому плечу, она медлит еще несколько секунд, потом переходит к другому столику. Она – первая женщина, прикоснувшаяся ко мне за четыре года. Мне известно, что некоторые официантки используют «физический контакт», чтобы получить побольше чаевых, и все-таки сердце мое начинает учащенно биться. Чтобы успокоиться, делаю глубокий вдох. Удивительно, как мало мне надо – всего лишь прикосновение женщины! Я смотрю ей вслед. У нее длинные ноги и упругие ягодицы, обтянутые шортами. Интересно, сколько еще я смогу переносить полное воздержание.
Генри запихивает в рот большой кусок гамбургера.
– Надо вилкой, – одергиваю его я.
– Зачем? – отмахивается он и тянется за другим куском.
– Затем, что если ты не будешь слушаться, то больше я тебя никуда не возьму.
Генри нехотя берет в руку вилку и втыкает ее в очередной кусок мяса. Мне нравится наблюдать за тем, как он поглощен процессом.
– Если ты будешь хорошо себя вести весь день, то, прежде чем вернуться домой, мы пойдем за покупками.
Генри отвечает мне счастливой улыбкой, на секунду оторвавшись от еды.
– Так ты сможешь продержаться целый день?
Откусив большой кусок, он отвечает с набитым ртом:
– Конефно!
Здание «Монро» – через улицу от стоянки Монти. Мы ждем сигнал светофора, я держу Генри за руку. Всякий раз, как мимо нас проносится машина, сын сильно сжимает мою руку. Он задирает голову, разглядывая самый верхний этаж офиса.
– Мы туда заберемся?
– Обязательно!
– Это все наше?
Наконец-то загорается зеленый, и мы идем через дорогу.
– Да, все – наше,- отвечаю я, не упомянув о том, что наша компания, концерн «Ла Map», владеет по крайней мере частью любого высотного здания, стоящего на западном берегу бухты. У моего сына, когда он вырастет, еще будет время узнать, какую сильную и могущественную компанию основал его дед.
Когда мы входим в фойе здания, Генри открывает рот. Он почти едет по гладкому полу до лифта, который поднимет нас в святая святых концерна «Ла Map». Мимо нас пробегают мужчины и женщины в строгих деловых костюмах. Открываются и закрываются двери лифтов, обслуживающих другие этажи.
Там, где раньше стоял вооруженный охранник, теперь – двое: один седой, другой – помоложе, с залысинами. Они стоят у лифта и смотрят, как мы приближаемся. А я-то и забыл, что Артуро усилил охрану после инцидента, который случился четыре года назад.