— Такой роскошный букет достоинств не войдет ни в одну вазу, — пошутила Мария и тут же прикусила язык: фраза вышла по-идиотски двусмысленной, пошловатой.

— Плененная вазой вода для любого букета опасна, — вежливо парировал брюнет.

— Один-один, — оценил короткий словесный поединок «рефери» и торжественно добавил: — А теперь, дорогой, представляю тебе Марию, лучшего человека и друга я не встречал.

— Тебе, Дима, судьба всегда дарит самое лучшее, — вздохнул Стернов и слегка наклонил голову, густые темные волосы прореживала седина. — Приятно было познакомиться, Мария. У вас красивое имя. Желаю хорошо провести вечер, — и отвалил от столика, невозмутимый, как вождь ирокезов.

— Ты сразила его наповал, — подмигнул Димка, едва «букет» удалился.

— Не выдумывай.

— Точно, Маня! Он даже не спросил, как тебе его харчевня, на моей памяти такого еще не бывало. — Старый друг разлил золотистое вино по бокалам, отмахнувшись от подбежавшего малого в темно-синем костюмчике. — Давай, Маняша, выпьем за тебя! Живи и здравствуй, моя дорогая, крути хвостом перед мужиками, дури нам головы, богатей да не забывай друзей. Ближе тебя у меня никого, честно!

— Почему?

Елисеев прищурился, пристально наблюдая за бегущими вверх пузырьками в тонком стекле.

— Это долгий разговор и не совсем приятный. Но если хочешь, могу просветить: не верю никому. Бабы клянутся в любви, а в ширинку лезут за баксами. Мужики набиваются в друзья, чтобы драть потом с тебя шкуру, конкуренты ненавидят открыто, партнеры — исподтишка, — он осушил бокал. — Сегодня, Маня, правит бал корысть, большинство она ослепляет, а мне, если честно, открывает глаза.

— И как тебе живется с открытыми глазами?

— Легко! И не мне одному. Сейчас многие так живут: играючи, не чувствуя под собой крепости человеческих отношений, извини за патетику. Хотя встречаются и белые вороны вроде Вадьки Стернова.

— Чем же отличаются эти вороны от остальных?

— Маразмом. Они мечтают впасть в детство. Когда ходили с румяными щечками, чистыми ручками, верили в красивые сказки, мечтали о высоком и клялись своим девочкам в любви до последнего вздоха. С годами ребятки, естественно, нахлебались многого, в том числе и дерьма. Другие-то хлебают и ничего, держатся на плаву, некоторые даже утверждают, что дерьмецо хоть с душком, но полезно, потому как в нем много органики. А нашим альбиносам неймется, им охота чистоты да свежести, но для этого необходимо, чтобы хоть разок снова трепыхнулась душа. Как в молодости, понимаешь? Когда в крови бушуют гормоны, в башке вместо бабок резвятся бабы и трясет так, что хоть подключай к генератору да гони электричество от пуза. Вот они и носятся с бредовой идеей заново пережить такую трясучку. Это же маразм, Маня, самообман, клюква развесистая! — Он усмехнулся. — Меня в свое время тоже потрясло, как вспомню, так до сих пор вздрагиваю… Ты спрашиваешь, почему я один. Да потому, что сладкими сказками сыт по горло! Теперь всем сказкам анекдоты предпочитаю. А эти придурки готовы выложить за свою блажь любые бабки. Пресыщенные, наивные идиоты, короли, которым для полного счастья не хватает жемчужного зерна в навозной куче, где они нарыли свое королевство. Еще шампанского?

— Нет, лучше домой. Я что-то совсем разомлела, спать хочется, — Димкин спич был, конечно, пламенным, но его гасили завистливые нотки, от этих ноток потянуло на сон.

А утром разбудил телефонный звонок.

— Здравствуйте, можно Марию Корелли?

— Слушаю вас.

— Это Карасева из фирмы «Ясон». Вы не могли бы к нам сегодня подъехать с паспортом и трудовой книжкой? Ваша кандидатура на должность эксперта утверждена.

— Конечно, — не замедлила с ответом «кандидатура».

Фирма «Ясон» занималась антиквариатом. В штате числились трое: секретарь, водитель-экспедитор, бухгалтер. Последняя выступала в двух ипостасях: супруги владельца и контролера деньжат. Деньги в «Ясоне» любили пылко, беззаветно, лаская родной синоним иноземного «баксы» всевозможными приятными суффиксами: денежки да деньжатки казались доступнее других обозначений звонкой монеты. Как ни странно, подхалимство к дензнакам возымело эффект: редкие денежные капли обернулись ручейком. Коммерсанты от свалки, которые прежде сбывали свое старье чохом, унизительно торгуясь за каждый рубль, смогли позволить себе уютный салончик на Садовом кольце, где не хуже других принялись обмахивать щеточкой замызганный веками товар. Куцый штат пополнился экспертом и продавцом-консультантом пенсионного возраста, способным своими сединами и презентабельной внешностью вызывать доверие у покупателей. Полковник бронетанковых войск в отставке приходился папой одному из депутатов Государственной Думы, в антикварный салон сунулся из грусти по прошлому да вредности к непутевому чаду. Когда в «Ясон» позвонил очередной претендент и представился, Леночка подумала о забавном совпадении двух редких фамилий: одной — уважаемой и желанной, другой — просто смешной. Однако прыскать в трубку не стала, вежливо задала пару-тройку дежурных вопросов, спросив для проформы о детях.

— Сын с дочерью.

— Мальчик ходит в школу? — провоцировала откровенность настырная Карасева.

— Взрослый. Еще вопросы есть?

— Нет, замечательно, нет, — зачастила Леночка, сообразившая, наконец, с кем говорит. — Приходите, пожалуйста, завтра, часам к десяти, устроит? Я доложу о вас Игорю Дмитриевичу.

— Буду! — рявкнул в трубку командный голос. Депутатову папе пришлось по душе, что девица не тыкала в нос «господином», а уважительно именовала свое руководство. Подобная манера свидетельствовала о дисциплине и добрых традициях в коллективе.

Бережно опустив трубку на рычажок, Карасева помчалась к высокому начальству.

— Игорь Дмитрич, только что звонил отец Козла, он хочет у нас работать!

— Милочка, — величаво остановила возбужденную секретаршу бухгалтер, — почему вы врываетесь в кабинет без стука? — Виктория Акакиевна, пообщавшись с дворянской рухлядью, вообразила себя аристократкой, а потому обращалась к другим снисходительно и свысока, убежденная, что подобный тон говорит о породе. — Будь то козел или корова, как можно столь возбуждаться? Разве кто вас бодает в спину? — пошутила жена шефа, довольная собственным чувством юмора.

— Успокойся, Елена, — высунулся из-за плеча супружницы Подкрышкин, — и перестань кудахтать! Что за домашний скот ты вздумала тут разводить и где твой пастух? — в умении острить муж старался не отставать от жены, ревностно подсчитывая количество острот на массу каждого тела. Друг с другом супруги состязались в остроумии редко: перед равным — резона нет никакого.

— Игорь Дмитрич, вы не поняли! — демонстративно игнорировала бухгалтера секретарь. Леночка терпеть не могла эту заносчивую колоду, справедливо полагая, что из Карасевой вторая Подкрышкина вышла бы куда лучше первой. — Только что я говорила по телефону с Козлом, отцом Геннадия Тимофеевича, ну, того, — она многозначительно закатила глаза, — понимаете? — Дети своей страны, они все, от мала до велика, красноречивые взгляды и жесты разумели лучше пустых слов.