Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Случай дать образцовый ответ на сей вопрос скоро уже — все течет, все изменяется — выпадет (отметьте последнее слово) автору этих строк. Мы шатаем по симпатичнейшей стратфордской Хенли-стрит, мелкий дождичек погружает в уныние все вокруг, но не наши души, мы приближаемся к деревянно-кирпичному дому, в котором 23 апреля 1564 года или около того (День святого Георгия, не будь я Джорджем! — впрочем, точная дата неизвестна) появился на свет Мастер, — Манди, по ее обыкновению, ничего дорогой из виду не упускает, супруг же ее, по его обыкновению, усердно читает туристский путеводитель да записывает кое-что в блокнотик, каковое занятие, по Ее мнению, мешает ему видеть многое из того, что следует увидеть, а по Его, позволяет сохранить массу подробностей для наших будущих отсылок — начиная с номера полюбившейся нам комнаты в «Кентербери-Лодж» и кончая музыкальными номерами, столь превосходно исполненными хором и органом в ходе вышеупомянутой Вечери. И случилось так, что внимание Дж. вследствие сего раздвоилось: один, так сказать, глаз его смотрел в путеводитель, описывавший дом, к которому они уже подходят вплотную, другой — на предмет этого описания, отчего пострадало, по крайней мере метафорически, его пространственное зрение, — и в результате Дж. И. Ньюитт неправильно оценивает необычайно высокие ступени дома, промахивается ступней мимо одной из них, теряет равновесие, восстанавливает оное, но с изрядным перебором, оступается и оскальзывается или оступается, шагнув вперед, и оступается снова, отшагнув назад, и наконец падает ничком — от его стараний устоять на ногах карта, путеводитель и блокнот разлетаются в разные стороны — и врезается лбом в закраину ступени, обдирая попутно левую ладонь и правый локоть и корежа, но не ломая вконец носовую перемычку его безоправных очков.
Испуганные вскрики жены, стоящего у дверей билетера и туристов всяческих национальностей — впереди и сзади падшего! Каковой встает, встряхивается и произносит: «Все в порядке, со мной все в порядке», а Манди между тем осматривает его, проверяя, так ли оно на самом деле. Совместными усилиями они устанавливают не только названные попутные повреждения, но и — более серьезное и потенциально чреватое последствиями, а именно: из приложившегося к ступеньке лба хлыщет кровь, она струится под покривившимися очками, стекая с ноздрей к губам и подбородку (подобно многим старичкам, ДжИН ежедневно глотает разжижающий кровь аспирин, а с ним и витаминно-минеральные пищевые добавки, предохраняющие от тромбов и ударов, и потому любые его царапины и порезы кровоточат обильнее, чем то было бы в противном случае). «Все в порядке», — снова пытается он уверить жену, надеясь и более или менее веря, что это и вправду так, во всяком случае, будет так, если поразмыслить (зрело), едва лишь глубокую рану на лбу, из которой и кровь, приостановленная комком карманных «клинексов», течет уже не столь обильно, должным образом прочистят и забинтуют.
Здесь, на месте, ничего сверх основного комплекта средств оказания первой помощи не имеется, сообщает нам чрезвычайно участливый билетер, однако «в нескольких кварталах отсюда» есть «хорошая аптека». Девушка-экскурсовод приносит названный комплект, мы, чтобы воспользоваться им, удаляемся в ватерклозет для посетителей, между тем как билетер возвращается к проверке билетов, а девушка к экскурсантам. Паре марлевых тампонов удается замедлить кровотечение, но не остановить совсем, рану полностью стерилизованной никак не назовешь, и мы решаем временно отложить намеченное нами на день рождения Джорджа поклонение месту нарождения Уилла и включить в наш маршрут указанную нам аптеку, а там услужливый дежурный фармацевт не только продает нам запас потребных в таких случаях перевязочных материалов, но и бесплатно осматривает рану, прочищает ее антисептическими тампонами, сам производит перевязку и объявляет, что, на его взгляд, наложения швов рана не требует, но все же объясняет, как мы сможем добраться, если сочтем необходимой помощь настоящего врача, до ближайшего травматологического пункта Государственной службы здравоохранения.
— Вообще-то, заглянуть туда стоило бы, — сообщает свое мнение Манди.
И Джордж почти соглашается с ней, хотя на деле — на деле — никуда заглядывать не хочет: лоб почти уже не болит; кровотечение удалось, похоже, остановить; погнутая оправа выказала готовность разогнуться практически до прежнего ее состояния. Несколько позже — в Н-и-3 или где-то еще — мы снова прочистим и перебинтуем рану; пока же он предпочел бы увидеть и сделать то, ради чего мы так далеко забрались. Назад на Хенли-стрит, в шекспировские места, — идет?
— А как считаете вы? — спрашивает она у столь услужливого фармацевта.
Тот выпячивает подбородок, пожимает плечами, подмигивает и сообщает, что он на нашем месте именно так и поступил бы, хотя его супружница точно была бы против. Предупреждая нас, впрочем, что последствия серьезного ушиба головы — интракраниальное кровотечение и прочее в том же роде, да? — проявляются иногда спустя немалое время, так что при первых же признаках головокружения, мигрени — чего угодно — мне лучше быстренько потопать в больницу.
Согласен. И как бы ни тревожила нас более или менее такая возможность, мы все же совершаем наиприятнейшую прогулку, посвященную и дню, и месту рождения: возвращаемся к помечающей середку Хенли-стрит статуе Шута (от которой начинается большинство пеших экскурсий по городу), а от нее и к Месту Рождения, где уделяем на сей раз особое внимание ведущим к его входной двери высоким ступеням крыльца. Билетер приветствует нас как старых знакомых, делает комплимент много более опрятной, хоть на ней уже и проступают кровавые пятна, головной повязке Дж., мы поднимаемся по не менее крутой лестнице на второй этаж дома и ступаем по тем самым половицам, на которых осваивал искусство хождения маленький Бард, затем покидаем дом и, миновав Бридж-, Хай- и Чепел-стрит, проходим по застроенной в восьмом столетии улице Олд-Таун к могиле Шекспира, а от нее неторопливо движемся вдоль Эйвона и канала, останавливаясь там и сям, чтобы переменить повязку, поглотить ленч, пописать или просто поумиляться нашей близости к человеку, которого Манди называет «Королем августейшего английского»[14], и местам, в которых протекала его беспорядочная семейная жизнь: женитьба в восемнадцать лет на двадцатишестилетней Анне Хатауэй (уж три месяца как беременной), с которой он приживает еще двух детей и от которой сбегает, чтобы сделать карьеру в Лондоне, но к которой более или менее возвращается, разбогатев и рано уйдя на покой, и завещает ей прославленную «вторую по качеству кровать», чтобы затем умереть в свой 52-й день рождения.
Чего данный покорный слуга вышеупомянутого сладостного языка ухитрился не проделать в свой все-же-недурственно-проведенный 77-й. На усталых ногах, но очень довольные днем, который нам удалось спасти, мы под вечер оного возвращаемся в наше скромное пристанище, что стоит невдалеке от моста, ведущего в Бриджтаун (значительно отличающийся от одноименного места рождения ДжИНа, которое находится во всего лишь 300-летнем мэрилендском Стратфорде, — хотя, с другой стороны, и он тоже сильно изменился за десятки лет, прошедшие с того дня, в который сей бумагомаратель появился на свет, ибо превратился из построенной на скорую руку деревушки речников, затиснувшейся между двумя береговыми заводиками — на одном разделывали крабов, на другом лущили устриц — и негритянским районом сегрегированного Стратфорда, во все еще небогатый, но понемногу сживающийся с расовой интеграцией район города, демонстрирующий такие признаки облагораживания, как пристань для яхт, вполне сносный ресторан с подачей блюд из морепродуктов и ряд выросших на берегу жилых кооперативов, в кои преобразовались старые консервные заводики). Мы снова очищаем, дезинфицируем и перевязываем еще остающийся ушибленным и ободранным, но уже не кровоточащий лоб, затем переодеваемся в теплое и отправляемся в ближайший, загодя нами намеченный паб, чтобы содвинуть над пастушьей запеканкой и тому подобной британской снедью кружки доброго темного эля.