Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обокрала кого-то?
Вера невольно спасла этот чужой чемодан, но отдавать теперь его некому.
А вдруг там ворованное?
Да ведь он уже бесхозное имущество, никому не принадлежит. Все в нем ничье, все можно с ним делать.
Но, как писал один христианский мудрец, все нам доступно, но не все нам полезно, вспомнила вдруг Вера.
Однако выхода не было. Надо посмотреть, что в чемодане, хоть завернуться во что-то. Выйти на дорогу.
Слава богу, в сумке билет, паспорт и деньги. Спасибо, ремешок был перекинут через голову (так учил отец).
Сидя на косом пеньке, Вера попыталась открыть это розовое сокровище. Да оно и само уже зияло дырой в молнии.
А молния-то была на замочке, совершенно теперь бесполезном.
После нескольких попыток Вера наполовину оттянула крышку. Стала доставать оттуда сверкающие новые пакеты.
Вся при этом дрожа от холода.
Может быть, хоть что-то будет впору, нельзя появляться в аэропорту в таком состоянии, все сразу поймут, что произошла катастрофа. Начнутся вопросы, вмешается полиция. Вызовут «Скорую».
А добираться придется. И именно сейчас.
До самолета два часа.
Но все таксисты на трассе будут уже в курсе, о событии скоро сообщат по радио. Доложат в полицию, это понятно. Это их долг на дорогах.
Завоют сирены, прикатят скорые и ментовские машины.
Та-ак. Приехали.
Вдруг Вера поняла, что она единственный свидетель этой страшной охоты и последовавшей за ней смерти трех людей.
Единственный свидетель преступления.
И прости-прощай, билет на самолет, тетина квартира с черным ходом и поиски сокровищ в валенках. Отвезут на допрос.
К тому же пришлось совершенно автоматически присвоить чужой чемодан.
«Но это же воровство, – скажут. – Похищение чужого багажа».
«Но свой-то рюкзак сгорел. – Такое оправдание. – Вся одежда порвалась».
«Это мародерство как на поле боя, – скажут, – воровство у мертвых, когда снимают с погибших все целенькое».
Вера, Вера, куда ты влипла.
Но! Выходить на дорогу практически без штанов и с половиной куртки впереди, а сзади болтаются лоскутья – это значит привлечь внимание. Вопросы. И припишут участие в преступлении. Уже будет не сочувствие, не восклицания мимопроезжих зевак, а допрос в полиции.
Значит, надо как можно скорее посмотреть, что там есть у той покойницы с расколотой напополам головой (бррр) и переодеться, если будет во что в том чемодане. Девушка вроде была моего размера, хотя пониже.
И надо избавиться от этой розовой улики и выйти с протянутой рукой на шоссе, причем не доходя до места катастрофы.
Причина – допустим, поссорилась с водителем, он запросил больше, чем договаривались. Не согласилась. Так. Он высадил меня и уехал обратно с моим рюкзаком. Не запомнила номера. Ведь он меня просто вышвырнул. Скотина, ворюга. Бывают же такие. Упала на дорогу, хорошо не на ходу, а стоя. Хорошо, что я оперлась на руку. На обе руки. Не попачкала одежду.
Поразмыслив, стала с большими надеждами и даже с волнением (даровое же и дорогое, наверно!) вытягивать из-под расползшейся молнии пакеты.
В первом попавшемся, маленьком и тяжеленьком черном пакете, тусклом и дешевом, были какие-то мутные стекляшки, видно, что-то разбилось старинное. Люстра?
И зачем такое хранить.
Бросила пакетик под ноги.
И вдруг вдали, на дороге, опять затрещал мотоцикл, проехал, следом прошла машина.
Вера вскочила и помчалась, держа полураскрытый чемоданище в руках. Хорошо хоть, он был не слишком тяжелый.
Остановилась через несколько минут, уже не в силах отдышаться.
Все тело саднило, сбоку была как открытая рана. Острая боль.
Мотоцикл замолк. Машина тоже. Забубнили крикливые голоса. Отсюда не было слышно, что они говорили.
Вера остановилась за кустом и вывалила, загребая ладонями, все содержимое чемодана на снег.
Блестящие пакеты. Такие дают в дорогих бутиках, наверно.
Стала разбирать, что там, в этом лакированном багаже. Так. Меховая куртка. Пушистая. Типа белая лиса. Цена – Вера мысленно ахнула.
Натянула.
Но мала!
Ах ты, какая неудача. Что теперь делать.
Ой, да ведь Вера забыла, что на ней все еще надета старая куртка и разодранный на боку свитер. И сумочка через плечо!
Отложила сумку, сбросила с себя эту грязную рвань, сунула в чемодан.
Посидела, вся дрожа, в одной майке.
Как-то боязно было надевать такую роскошь.
Вспомнила – там же, в той собственной рванине, остался телефон.
Покопалась в мокром тряпье, достала из старой куртки, из грязи, телефон, да еще и перчатки..
И надела это легковесное, но полезное сокровище. Теперь все было впору. Навесила сумочку, дешевое изделие поверх сокровища. Положила в нее телефон и перчатки. Жесткий, в несколько картонок, лейбл от куртки заправила за спину и внутрь.
И быстро согрелась.
Хотя каждое телодвижение доставалось с трудом.
Под этой белой лисой находилась ее собственная тоже якобы белая футболка с рукавами. Немного пробитая, с дырками сбоку. Слегка окровавленная.
Мама говорила, едешь копаться в пыли, надень старое! Нет, натянула недавно купленное. Если снаружи мы бомжи, то хоть белье должно быть идеально чистенькое! Правило молодой дамы.
Теперь эта футболка годится только на выкидание.
Дальше в пакете шли джинсы. Тоже новые, с лейблами и веревочками. Хоть отгрызай их.
Вспомнила про стекляшки в пакете, оглянулась, поискала его глазами – подумала, найдется край там острый, с его помощью можно будет перепилить шнурки.
Где этот черный пакет?
Бросила его у того пенька, а где тот пень?
Пошла по своим следам, по мокрой земле, по снегу.
Еще не все занесло снежком.
Хотя уже заносит.
Как ни странно, обнаружила и пенек, и особенно выделялся на снегу около пня черный пакет – плотный, крепкий пакет.
Как ни странно, у него уже был помойный, какой-то бомжовский вид.
Нападал снежок, потекли капли, пакет покоробился, расползся, днище выпятилось.
Верочка села на пень, стала шарить пальцами в пакете, разглядывать осколки.
Некоторые из них имели, если не учитывать каменистое обрамление, правильную форму кристалла.
Нашла среди осколков один, самый крупный, в виде огрызка толстого граненого на четыре плоскости карандаша с острым кончиком, как у фломастера. Каменистой породы на нем не было.